Мэри Рено - Божественное пламя

Пёс горевал, лёжа возле уложенных сумок: он знал этот запах.

Совсем недавно, несколько месяцев назад, Александр принимал участие в боях, командуя собственным отрядом, как обещал ему царь. А сегодня, весь день, в доме слышался пронзительный скрип, похожий на стрекотанье сверчков; это точила шаркали по наконечникам и клинкам, все готовились к походу.

Гефестион думал о предстоящей войне без страха, прогоняя или подавляя даже намёк на мысль, что Александра могут убить. Только так и можно было жить с ним рядом. Сам он предпочёл бы не умирать, если получится, потому что был нужен... Но это в руках богов - он доверится им. Ну а драться постарается так, чтобы враг умирал, а не он.

- Я одного боюсь, - сказал Александр. - Что на юге начнётся раньше, чем буду готов.

Он натёр клинок воском и теперь гонял его по ножнам, взад-вперёд, пока меч не стал вылетать как по маслу. Потом потянулся за щёткой, из палки размочаленной, почистить насечку.

- Дай мне, - попросил Гефестион. - Я и свой и твой вычищу.

Он склонился над изящно украшенными ножнами с решетчатым орнаментом. Александр всегда старается поскорей избавиться от дротиков; его любимое оружие - меч, лицом к лицу... Работая с ним, Гефестион бормотал заклинания на счастье.

- Я надеюсь стать генералом ещё до того, как в Грецию пойдём.

Гефестион, полировавший рукоять из акульей кожи, поднял глаза.

- Ты особенно на это не настраивайся. Похоже, что пойдём совсем скоро.

- Люди уже сейчас за мной идут, если момент критический. Это я знаю. Но считается, что назначать меня ещё нельзя, рано. A когда не рано - год, два?... Но уже и сейчас пошли бы.

- Да, пошли бы, я это уже видел. Когда-то просто верили, что удачу приносишь... А теперь все уверены - ты сделаешь, что надо.

- Они ж меня давно уже знают.

Он снял со стены, с крюка, свой шлем и встряхнул, расправляя гребень из белого конского волоса.

- Некоторых послушать - можно подумать, ты у них на руках вырос.

Гефестион слишком сильно надавил на щётку, сломал, пришлось снова конец разжёвывать.

- Ты знаешь, так оно и было, на самом деле. Не у всех конечно. Александр расчесал гребень шлема и подошёл к настенному зеркалу. - По-моему, пойдёт, а? Металл хороший, сидит как раз, и видно будет людям. - В Пелле теперь не было недостатка в оружейниках: с юга приезжали, из Коринфа, зная что здесь их не обидят. - Раз уж я генерал, то смогу себе позволить заметный шлем.

- Да уж!... - Гефестион глянул через его плечо на отражение в зеркале. - Разукрасился, как петух бойцовый.

Александр повесил шлем на место.

- Ты чего такой сердитый?

- Назначат тебя генералом, и будет у тебя своя палатка... А с завтрашнего дня мы с тобой только в толпе и будем видеться, пока не вернёмся с войны.

- А-а... Да, конечно. Но это ж война!...

- Придётся привыкать. Как к блохам.

Александр быстро подошёл к нему, раскаиваясь, что забыл об этом раньше.

- Но ведь душой мы будем ещё ближе, верно?... Мы же будем вместе, как никогда, будем вечную славу себе добывать. "0 Менетид благородный, о друг мой, любезнейший сердцу!..." - Он тепло улыбнулся в глаза Гефестиону. Любовь это первая пища души, воистину. Но душа должна есть для того чтобы жить, как и тело... Не пристало ей жить для того чтобы есть.

- Конечно... - с грустью подтвердил Гефестион.

Ради чего жил он сам - его забота; и немалая часть этой заботы состояла в том, чтобы не сделать её в тягость Александру.

- Душа должна жить ради дела!

Гефестион отложил меч, взялся за кинжал с агатовой головкой рукояти... И согласился, что так оно и есть.

Пелла гудит звоном, стуком и лязгом военных приготовлений. Ветер приносит Быкоглаву запах и голоса боевых коней; он раздувает ноздри, ржёт в ответ...

Царь Филипп на плацу. К учебной стене приставлены штурмовые лестницы; подниматься должны без давки, без толкотни, чтобы оружием друг друга не цеплять, - но и без проволочек... Царь смотрит, как это у них получается. Сыну он велел передать, что хочет видеть его после учений. Царица хотела увидеть тотчас.

Обнимая его, она заметила, что он снова повыше стал... Теперь в нём три локтя и ладонь; но уже ясно - хорошо если ещё на пару пальцев подрастёт, пока костяк не установится. Зато он может сломать руками кизиловое копьё или пройти по горам парасангов девять-десять, без еды... Однажды, на пробу, даже без воды прошёл... Постепенно, незаметно для себя самого, он перестал горевать, что не вырос высоким. Высокие воины из фаланги, способные биться сариссой в двенадцать локтей длины, любили его таким как есть.

Они с матерью были почти одного роста, но она положила голову ему на плечо; вдруг нежной стала, словно голубка...

- Ты уже взрослый, настоящий мужчина!...

Опять начала рассказывать об отцовских безобразиях - тут ничего нового не было... Он рассеянно поддакивал, гладил ей волосы, а мыслями был уже на войне. Она спросила, что за человек Гефестион. Честолюбив ли, чего он просит, сумел ли какие-нибудь обещания выдавить?... Да, сумел. Что в бою будем рядом. Ах вот оно что!... И этому можно верить?... Он рассмеялся, потрепал её по щеке - и увидел в глазах главный вопрос. Она смотрела на него, как смотрят борцы, выжидая момент, когда противник хоть чуточку дрогнет. Борец проведёт свой приём - она задаст свой вопрос... Он выдержал её взгляд, не дрогнул, - она ничего не спросила. Он был ей благодарен за это, он всё ей простил, - и ткнулся носом ей в волосы, вдохнуть родной запах.

Филипп сидел в своем кабинете с росписью по стенам, у заваленного стола. Он пришёл сюда прямо с учебного плаца, и в помещении резко пахло потом, конским и его собственным. Целуя сына, он заметил, что тот уже выкупался, чтобы смыть с себя пыль, хотя и дюжины парасангов не проехал сегодня. Ну ладно, это ещё куда ни шло... Но когда увидел на подбородке тонкую золотистую поросль - это был настоящий удар. Филипп был потрясён, поняв, что мальчик его, оказывается, не запоздал с бородой. Он - бреется!

Македонец, сын царя!... Он что, рехнулся?... Что его заставляет так обезьянничать, подражая упадочным южным манерам? Гладкий, как девчонка... Для кого это он? Филипп был хорошо информирован обо всём происходящем в Мьезе: Пармений договорился с Филотом, и тот регулярно присылал подробные тайные отчёты. Сблизиться с сыном Аминтора - это ладно. Парнишка славный, хорошенький... Если перед собой не лукавить, он и сам бы не отказался... Но выглядеть так, будто ты кому-то милашкой служишь!... Он вспомнил, как подъезжала к Пелле эта группа молодёжи; он их видел тогда. Только теперь ему пришло в голову, что там были и постарше - и тоже безбородые. У них мода такая, что ли?... В глубине души зашевелилось желание разобраться с этим и запретить, - но Филипп его подавил. При всех странностях мальчика, люди ему верят. И раз уж так сложилось - сейчас не время вмешиваться.