Жильбер Мартино - Повседневная жизнь на острове Святой Елены при Наполеоне

Его сохранившаяся корреспонденция свидетельствует о том, какие усилия он прилагает, чтобы напоминать о себе влиятельным лицам. Все письма ему начинаются одинаково: «С огромным удовольствием, дорогой и многоуважаемый генерал, получил я ваше письмо... каковое свидетельствует о том, что вы не забываете человека, также бесконечно вам преданного». Это от Гейзенау. Или вот еще: «Я получил ваше письмо, мой дорогой генерал, и весьма признателен вам за выраженные в нем чувства. Примите мои наилучшие пожелания в связи с назначением на ту важную должность, коей принц-регент счел вас достойным. Я счастлив, что выбор пал на человека, вне всяких сомнений способного в полной мере исполнить любую возложенную на него миссию. Блюхер».

«Любую миссию... в полной мере...» Блюхер без сомнения разбирался в людях.

В этих двух письмах действительно содержались поздравления полковнику Лоу с назначением 14 июля 1814 года на пост главного квартирмейстера британской армии в Нидерландах, находящейся под командованием принца Оранского, с присвоением ему временного звания генерал-майора, то есть бригадного генерала. В этом качестве новоиспеченный генерал становится ответственным за материальное обеспечение армии: довольствие, жилье, оружие и боеприпасы. Момент важнейший и, можно сказать, критический, ибо со скоростью пожара стал распространяться слух о высадке Наполеона во Франции, а Лоу в то время находился недалеко от Брюсселя, в нескольких километрах от деревни с почти английским названием Ватерлоо. В апреле 1815 года Веллингтон взял на себя командование армией в Бельгии, и похоже, что отношения между «железным герцогом» и его подчиненным были скорее прохладными... Веллингтон, как многие великие люди, более полагается на свою интуицию, чем на изучение досье своих подчиненных, и нерешительность Лоу порой до такой степени раздражает его, что он называет его damn old fool («Проклятый старый дурак»). Неизвестно, что было тому причиной — решение военного министерства, желание главнокомандующего или прошение Лоу, но он был отозван из штаба и направлен в британскую армию в Генуе. Находившиеся там части должны были соединиться с австро-сардинскими войсками и крейсировавшей в виду побережья британской эскадрой, чтобы начать операцию на юге Франции. Прежде чем покинуть бельгийскую равнину, где вскоре решатся участь Империи и судьба Европы, Лоу простодушно выразил желание получить официальную благодарность за свои труды, но не отличавшийся любезностью Веллингтон в ответ лишь проворчал, «что привык большую часть работы делать сам, а потому вполне обойдется услугами первого встречного». По дороге сей интриган сделал остановку в Гейдельберге, где находились государи союзных держав, был принят царем Александром и Блюхером и тотчас поспешил отправить доклад об этих лестных аудиенциях в Лондон. Когда 19 июня он наконец вступает в должность, исход сражения уже известен. Европа вздыхает с облегчением, Император, покинув поле Ватерлоо, мчится в Париж, который желает лишь одного мира. А посему Лоу, не встретив ни малейшего сопротивления, 11 июля высадился со своими войсками в Марселе: маршал Брюн и генералы сдались Людовику XVIII, и только единичные бои в районе Тулона оправдывали присутствие британских войск и их командующего. 1 августа последний получил назначение на Святую Елену и приказание немедленно прибыть в столицу. Едва успев получить от марсельских властей — у них оказалась короткая память — прекрасную серебряную вазу в знак признания его личных заслуг, он помчался на свидание с историей, назначенное ему на скалистом острове в Атлантическом океане.

Такова карьера этого человека, который превратится в мелкого тирана, чтобы представлять в самой жестокой и уродливой форме британские власти и скрываемую под лицемерной маской волю союзных держав, получив на то горячее одобрение государственного секретаря его величества лорда Батхэрста и безграничные и совершенно бесконтрольные полномочия. Ибо не следует забывать, что в этом безвестном офицере воплощаются два одинаково сильных чувства: ненависть разоренного войнами и коалициями того класса британского общества, который Наполеон назвал «лавочниками», и злоба правителей Европы, которых он подверг жестоким испытаниям, занимая их столицы, перекраивая их страны, поднимая их армии и даже беря в жены их дочерей. Этому безвестному офицеру нетрудно превратиться в тюремщика: Империя для него никогда не существовала, а Император для него — всего лишь мятежный генерал, которого он заставит повиноваться.

«Великобритания, ты властвуешь на море, но в море не хватит воды, чтобы смыть позор, который, умирая, оставил тебе в наследство твой знаменитый пленник! Это не сэр Хадсон Лоу, а ты была тем сицилийским сбиром [16] Сбир — судебный и полицейский чин в бывшей Папской области; низший служитель инквизиции. (Прим. пер.) , которого короли, сговорившись, подослали, чтобы отомстить человеку, вышедшему из народа, за то, что народы открыто сделали по отношению к одному из них!» — совершенно справедливо скажет Генрих Гейне.

Конечно, было бы крайне несправедливо обвинять Хадсона Лоу, полагаясь лишь на мнение изгнанного Императора и его окружения или даже на мнение одних лишь французских историков. Но есть и английские свидетельства. Лорд Роузбери, известный государственный деятель XIX века, министр иностранных дел королевы Виктории, имел доступ к министерским архивам и был знаком с еще живыми в ту пору свидетелями наполеоновской эпохи. Он утверждал с категорическим высокомерием благовоспитанного аристократа: «Лоу был человеком ограниченным, невежественным, раздражительным, не вызывающим ни малейшей симпатии. Он не был тем, что мы называем, в лучшем смысле этого слова, джентльменом».

Веллингтон, имевший его своим помощником и не забывший его и на склоне лет, уже без гнева и пристрастия говорил о нем лорду Стэнхопу: «Ему не хватало образования и рассудительности. Я его очень хорошо знал. Это был глупый, недалекий человек. О! Конечно, он не был дурным человеком, но он не имел ни малейшего представления о правилах светского поведения и потому, как и все не знающие оных правил люди, был подозрителен и завистлив».

Историк сэр Арчибальд Элисон признает, что Лоу был человеком суровым и неуживчивым. Знаменитый же британский юрист лорд Кэмбелл выносит безапелляционный приговор: «О смерти Наполеона будет написана не одна трагедия, и Хадсону Лоу там будет отведена роль сбира».

Им вторят равно беспристрастные иностранные комиссары, австриец Штюрмер, русский Бальмен и неподражаемый француз маркиз де Моншеню:

«Я не знаю, какой злой рок заставляет сэра Хадсона Лоу со всеми ссориться. Изнемогая под гнетом своих обязанностей, он мучается сам, постоянно пребывает в тревоге и все время испытывает желание досаждать другим».