Пирс Брендон - Упадок и разрушение Британской империи 1781-1997

У англиканского собора появилась статуя генерала Гордона на верблюде. Каждый субботний вечер она освещалась прожекторами и казалась серебристо-белой, излучая какое-то сияние, будто призрак мученика, который умер, чтобы спасти город.

В Суданском клубе, прохладном заведении с верандой, «этой Мекке социальной жизни среди британского высшего класса», в окружении садов, спускающихся к реке, с бассейном, официанты в белых одеждах и зеленых камербандах (широких поясах) подавали высшим чиновникам чай или содовую с лимоном и Уингейт жил с королевским размахом во дворце. Дворец походил на карамель цвета сахара, он известен, как «рождественский пирог» [2119] BECM 2001/299, Brian Kendall, «Memories of Sudan Service». , украшенный фонтанами и цветами.

Когда Уингейт передвигался по городу, его сопровождали подчиненные в роскошной форме, а также блестящая кавалькада чернокожих копьеносцев. Это зрелище напомнило одному свидетелю «мелодраму из театра "Друри-Лейн"» [2120] Daly, «Empire on the Nile», 95. .

Хартум даже стал современным туристическим центром с магазинами и гостиницами, которыми управляли представители Леванта и Италии. Это была некая африканская Ривьера. Вскоре дошло и до собственного «рыболовного флота». Уингейт жаловался на то, что ему приходится развлекать столько высокопоставленных лиц, и он часто уединялся в Эрковите, на базе в горах у Красного моря, которая претендовала на то, чтобы быть «Суданской Симлой» [2121] «United Empire», I (1910), 191. .

Однако губернатор был закоренелым снобом и действительно ценил влиятельных европейских гостей, приезжавших в то, что рекламировалось, как «солнечный Судан». Благодаря им (а в еще большей степени — египетским субсидиям и дотациям) Хартум начал выглядеть, как столица процветающей страны. Однако один влиятельный посетитель, Редьярд Киплинг, заметил обреченность империи в развитии города. Жители получили образование и легкую жизнь. Вскоре они потребуют Судана для суданцев, как объявил Киплинг. «Это жестокий закон, но старый Рим умер. Познавая его, может умереть и наша западная цивилизация. Он заключается в том, что если вы даете какому-то человеку нечто, что он не выстрадал для себя с болью, вы неизбежно делаете его или его потомков своими преданными врагами» [2122] Kipling, «Letters of Travel», 284. .

Это был характерно резкий взгляд сварливого писателя, который, часто отождествляя британский и римский имперский упадок, однажды признал: «Гиббон был толстой коровой, на которой я пахал» [2123] Lycett, «Kipling», 381. .

Однако Хартум в некотором смысле символизировал хрупкость британского правления, поскольку о здание имперского порядка бились волны местного недовольства и разлада. С другой стороны реки, на берегу которой стояли орудия, была навалена ядровая древесина и шкуры, возвышались серо-коричневые джунгли Омдурмана. То был угрожающий лабиринт узких и пыльных улиц с открытыми сточными канавами. По их сторонам стояли тесные и убогие лавки, где роилось множество мух, и глинобитные хижины, укрепленные кизяком.

За европейским фасадом в самом Хартуме суданцы жили в пыльных рядах домов-коробок, лишенных таких коммунальных удобств, как водопровод. Они значительно уступали самым скромным жилищам чиновников Суданской политической службы, которые в дальнейшем прозвали «бельзены» (по названию концлагеря). Про переправу через реку говорили, что это путешествие назад во времени.

Архитектурный раздел означал социальную пропасть. Кроме случаев решения деловых вопросов, правители редко встречались с теми, кем правили, и считали их не людьми, а скорее, слишком яркими, безвкусными и неприятными на вид компонентами чужеродного пейзажа. Молодой чиновник Гарольд Макмайкл находил женщин Хартума «самыми отвратительными образцами уродства и мерзости, которые я когда-либо видел: они держатся очень прямо, потому что все время носят на головах кувшины или кирпичи, но их лица напоминают горгулий, и они отвратительно пахнут какими-то притираниями» [2124] DUL, 578/4/1—76, MacMichael Papers. Письмо Макмайкла своим родителям от 14 октября 1905 г. .

Иногда чиновники Суданской политической службы подшучивали над суданцами, один остряк высмеивал их (разумную) привычку ездить на заду ослов:

[И «осел», и «зад» по-английски «ass», посему понятны затруднения автора. — Прим. ред.]

Поэтому в лучшем случае расовые взаимоотношения были «дружескими, но не очень близкими» [2125] ВЕСМ, 2001/299, 1943. . Британцы, как и всегда, держались сами по себе. Дуглас Ньюболд, губернатор Кордофана большую часть 1930-х гг., саркастически заметил: британцы, как казалось, думали, что их имперская миссия включала сбор стадами, будто жирные коровы, на лужайках или верандах друг у друга, распитие убийственных коктейлей и разговоры о полной ерунде с незнакомыми людьми [2126] K.D.D.Henderson, «The Making of the Modern Sudan» (1953), 109. .

Участники Суданской политической службы в целом были такими же чопорными, церемонными и традиционными, как их вечерние наряды. Правда, они могли и расслабиться, иногда напиваясь все сильнее и сильнее за ужином, пока вечер не заканчивался пьяной дракой [2127] DUL, MacMichael Papers 585/4/1-383, Дневник, 30 ноября 1906 г. . Эти люди с презрением относились к классу суданских эфенди, как к полуобразованным и очень сильно загорелым, чуть ли не высушенным на солнце людям, которые подражали им в ношении брюк и ботинок, но оставались странными и необычными в еде и питье. Эти экзотические пролетарии определенно были слишком самоуверенными и вероятно вели подрывную деятельность, их постоянно следовало держать в повиновении, а иногда просто бить.

Крошечная арабская интеллигенция негодовала из-за того, что приходится жить в состоянии подчиненности, а некоторые просвещенные белые предсказывали, что нежелание британцев иметь дело с местными жителями разрушит их правление. Предзнаменованием этой судьбы стала националистическая Лига белого флага, сформированная в 1923 г. Она проводила демонстрации и агитировала за свободу. Это движение распространилось и на военных, черпало силу из номинально независимого Египта. Когда преемник Уингейта на посту генерал-губернатора Судана, сэр Ли Стак, был убит во время посещения Каира в 1924 г., британцы воспользовались возможностью, чтобы отправить домой египетскую армию вместе со многими египетскими гражданскими служащими, учителями и другими египтянами.

Поддерживая фиктивный «англо-египетский кондоминиум», они превратили Судан фактически в подмандатную территорию. Это привело к восстанию среди суданских войск, которое быстро подавили. Новый генерал-губернатор сэр Джон Маффи пытался изолировать страну от опасных современных влияний. Он нацелился стерилизовать любые политические бактерии, которые плывут вверх по Нилу в Хартум, сделав Судан «безопасным для автократии» [2128] Daly, «Empire on the Nile», 366. .