Пирс Брендон - Упадок и разрушение Британской империи 1781-1997

Ликвидации работорговли добилось «Министерство всех талантов». Парламентарии вдохновились гуманной риторикой Фокса и Уилберфорса. Они были убеждены: раз Наполеон снова ввел рабство, его отмена станет патриотическим актом. По различным причинам противники торговли невольниками верили: это больше не навредит экономически. Тем более, Америка тоже объявила работорговлю незаконной, ожидалось, что этому примеру последуют и другие страны.

Кроме всего прочего, отмена рабства была принята, поскольку она утвердила лидерство Британии в цивилизованном мире. Метрополия стала поборником добродетели и справедливости.

Так основной принцип свободы нации воплощался на практике. При этом реализовывалась идея имперского опекунства для улучшения обществ на местах [205] R.A.Austin, WD. Smith, «Images of Africa and British Slave-Trade Abolition: The Transition of an Imperialist Ideology, 1787-1807», AHS, 11(1969), 83. . Более того, в тот же год ненадежное поселение Сьерра-Леоне было превращено в колонию для освобожденных рабов. Некоторые из них не хотели туда ехать, поэтому их приходилось заставлять становиться свободными. Как предполагал Руссо, свобода оказалась обязательной. Британия еще подчинит многие земли во имя ее.

Потеряв одну империю на Западе, Британия приобрела вторую на Востоке. Метрополия потерпела поражение на континенте, «обнаруженном» Христофором Колумбом, зато добились победы на субконтиненте, открытом Васко да Гамой.

Через одиннадцать лет после капитуляции Джорджу Вашингтону в Йорктауне, лорд Корнуоллис, ставший генерал-губернатором Индии, победил Типу-Султана в Серингапатаме. [Ныне — Шрирангапаттанам. — Прим. ред.] Для скромного графа и его возродившейся нации эта победа над их самым целеустремленным противником в царстве моголов означала необыкновенные перемены в судьбе. Она очень весело и широко праздновалась, в особенности в Калькутте. [(Ныне принят бенгальский вариант названия — Колката. — Прим. ред.] Весь город был великолепно освещен, как рассказывалось в «Калькутта газетт». Классические девизы и аллегорические мотивы передавали ощущение римского триумфа. Например, Дом правительства был задрапирован огромной «прозрачной картиной» [206] «Calcutta Gazette» за 26 апреля 1792 г. , на которой изображалась Слава, играющая на трубе над бюстом Корнуоллиса. Там же сыновья Типу вручали Британии, поддерживаемой фигурой Геракла и стоящей на фоне Серингапатама, договор. Между прочим, это соглашение лишало их отца половины княжества Майсур.

Субконтинент Индостан был побежден одним ударом. Такой оказалась компенсация за потерю американских колоний. Она вдохновила британцев сделать большие приобретения в Азии.

В действительности, Индию подрывали на протяжении нескольких поколений. Ее убеждали, завлекали и втягивали в сотрудничество, не имея никакого централизованного плана. Зачастую это делалось по инициативе людей на местах. Такая работа радикально отличалась от строительства империи, которое применялось в Америке. Это стало новой моделью, подходившей для регионов, которые считались негостеприимными к европейским колонистам.

Британская власть в Индии больше основывалась на покорении и завоевании, а не на заселении и колонизации. Как и в случае Римской империи, британские «раджи» основывали господство на силе оружия. Как сказал лорд Брис, управление носило «постоянный милитаристский характер» [207] Bryce, «Ancient Roman Empire», 12. . Атмосфера оказалась пропитанной порохом. Маленькая белая община стала гарнизоном, прекрасно осознававшим, что завоеванное мечом может оказаться и потерянным под мечом.

Весьма фантастической выглядит история «Ост-Индийской компании». Кто бы мог подумать в канун нового 1600 г., что королева начнет наступление на границы Империи моголов.

Империя являлась символом могущества, величия и великолепия. Двор был самопровозглашенным раем драгоценных камней, шелков, духов, одалисок, слоновой кости и павлиньих перьев. Английские гости чувствовали себя униженными такой роскошью. Когда «Джон-компани» (как ее прозвали) подарила императору Джахангиру (чье имя означает «покоритель мира») [208] S. Wolpert, «A New History of India» (New York, 1977), 134. карету, он приказал заменить все металлические части серебряными и золотыми.

Города моголов были больше и красивее Лондона и Парижа. Купцы оказались богаче банкиров из Гамбурга и Кадиса. Производители хлопка одевали большую часть Африки и Азии, а количество населения империи (сто миллионов человек) соответствовало числу европейцев. Слоновья кавалерия могла бы напугать Ганнибала, а артиллерия вызвала бы благоговейный трепет у Людовика XIV. Более того, XVII век стал золотым для искусства, поэзии, живописи и архитектуры моголов.

Во время правления Аурангзеба, падишаха с оттопыренным железным пальцем на руке, посвятившего свою жизнь конфликтам, великолепное имперское здание разрослось до предела. После его смерти в 1707 г. империя раздробилась.

Преемники Аурангзеба или занимались борьбой за власть, или, как презрительно выразился Маколей, «бесцельно прожигали жизнь, пожевывая бандж (гашиш), лаская наложниц и слушая шутов» [209] «Lord Macaulay's Essays» (1886), 502. .

Внутренние восстания происходили в Уде, Майсуре и других местах. В это же время маратхи, союз воинственных кланов, базирующихся в Пуне, несли разрушения на огромные участки центральной части Индии, забираясь довольно далеко — вплоть до британского торгового поста в Калькутте.

Иностранные захватчики тоже нанесли урон. В 1739 г. персы разграбили Дели, в 1756 г. это проделали афганцы. Первые унесли золотой трон великих моголов и бриллиант «Кох-и-нор» («Гора Света»), а также трофеи на сумму в миллиард рупий. Вторые насиловали и убивали в невообразимых масштабах.

Британия и Франция, чьи враждебные действия затронули Индию, использовали беспорядки, обострив их. Они формировали союзы с местными правителями и все больше сражались за политические, а не только за коммерческие интересы. Эти цели сложно переплетались, поскольку, в соответствии с меркантильной традицией того времени, богатство являлось кристаллизованной властью.

Деньгами, полученными от торговли, платили местным войскам (сипаям), чтобы захватить территорию, которая давала налоговые поступления, а заодно и возможности для дальнейшего наращивания прибыли и завоеваний. У британцев это получалось лучше, чем у французов, поскольку у них были более талантливые военачальники и сильный военно-морской флот.

Несмотря на все свое имперское видение и дипломатическое мастерство, Франсуа Дюпле, французский губернатор, не отличался смелостью. Он избегал выстрелов, считая, что спокойствие необходимо для деятельности его ума. Зато Роберт Клайв, сильный, грубый и бесцеремонный чиновник, который появился, словно английский конкистадор, оказался человеком действия. В нем соединялись ужасающая энергия и самоубийственная смелость. Приступы активности Клайва становились такими яростными, что похоже, они стали причиной нервного расстройства. Он успокаивал себя опиумом.