Пирс Брендон - Упадок и разрушение Британской империи 1781-1997

Правительство поддерживало выселения. Во время войны применялись различные схемы — например, перемещение 11 000 скваттеров, которых изгнали из долины реки Рифт в суровую и унылую местность с вертикальными обнажениями породы, прилегавшей к бамбуковому лесу. Эти места известны под названием Оленгуруоне. Скваттеры тут же заявили о собственности на это место. Они отказались от указов бюрократов и начали долгую, ожесточенную и обреченную на провал борьбу с целью утвердиться там и заставить принять их претензии на землю. В 1944 году африканцы дали первые кровные клятвы в солидарности.

Примерно в то же самое время Джордж Найтингейл из Министерства сельского хозяйства (но не сидевший в самом Министерстве, а работавший на местах) возглавлял менее известную, но столь же неудачную программу в Килифи, к северу от Момбасы. Предлагалось выделить бывшим скваттерам участки земли в размере двенадцати акров для выращивания кокосов, орехов кешью, масличных пальм, бананов, апельсинов, лимонов, грейпфрутов и маниоки. Судя по отпечатанным на машинке мемуарам Найтингейла, губернатор лично заверял африканцев: «Через три года они получат сертификат о праве собственности на их участки, если выполнят указания Министерства и во всем другом докажут свою пригодность. Поскольку я был единственным чиновником, с которым они имели дело, от меня и ожидали выполнения правительственной части сделки. Это никогда не было выполнено. И то, что администрация перевела все поселение на производство хлопка после войны, стало причиной моего ухода в отставку из Министерства сельского хозяйства. Конечно, можно говорить о долгой истории обещаний африканцам, которые нарушались правительством» [3080] CUL RCMS 113/44, глава XIII, 1. .

Указания государства могли бы быть более терпимыми, если бы не имели такого непостоянного характера. Они не только менялись, но и ставили в тупик. Во время войны на африканцев давили, чтобы они использовали каждый клочок земли, причем так интенсивно, как только возможно. Их заставляли отказаться от оставления земли под паром, игнорировали опасности эрозии или истощения почвы. В конце войны толстый маленький губернатор сэр Филипп Митчелл предупредил: «Местные ресурсы, если честно, просто уходят ко всем чертям» [3081] Berman, «Control & Crisis», 274. .

Поэтому он одобрил программу повышения плодородности почвы и предупреждения «на самом деле шокирующей трагедии» [3082] Throup, «Origins of Mau Mau», 68. . Эта программа включала огромное количество трудной, неоплачиваемой работы, которая навязывалась белыми людьми и по большей части выполнялась чернокожими женщинами. Землю террасировали, мульчировали и пытались сохранить другими способами. Ограничили подготовку почвы к посевам и запретили культивацию таких прибыльных культур, как кофе, чай, сизаль и пиретрум в африканских заповедниках, а также сократили поголовье скота. Обязательное требование было завуалировано, как забота о благополучии. Тем временем европейцы, количество которых значительно выросло после еще одного, послевоенного притока солдат-поселенцев, увеличили скорость выселения с собственных ферм. Между 1946 и 1952 гг. сто тысяч скваттеров лишились скота без компенсации (в виде оправдания говорилось, что его перемещение будет способствовать распространению болезней). Они были насильственно «репатриированы» [3083] D.Anderson, «Histories of the Hanged» (2005), 26. на так называемые «родные земли», которые лишь немногие из них когда-либо видели. Здесь эти люди оказались дополнительным грузом на земле.

Такая противоречивая и репрессивная политика посеяла зерна революции, в особенности среди наиболее бедных кикуйю. Требования «земли и свободы» сопровождались более яростными церемониями, на которых давались клятвы. Целью было объединенное сопротивление тому, что виделось как белая тирания. Одна женщина сказала: «Я дала клятву, чтобы моих детей не поработали так, как меня» [3084] Kanogo, «Squatters», 127. .

Покорение и подчинение африканцев было столь же очевидно и в городских джунглях — например, в Найроби. Это особенно ощутили 97 000 африканских военнослужащих, которые вернулись с войны. За морем они сражались за свободу рядом с белыми солдатами, а дома столкнулись с репрессиями из-за черного цвета кожи. Расовые предрассудки были включены в законы. Например, если белый мужчина совершал половой акт с чернокожей женщиной, его не ждало наказание. Если же чернокожий мужчина занимался сексом с белой женщиной, его следовало вешать.

В отличие от Танганьики, подмандатной территории, где различные расы свободно общались, Кения наложила запреты по цвету кожи. Были разделены почты, больницы, школы, церкви, кинотеатры, железные дороги и туалеты. Африканцев и азиатов не пускали в гостиницы, бары, рестораны и ряд других мест, включая кабинки для голосования. Конечно, клубы «были строго для европейцев, причем не для всех европейцев» [3085] CUL RCMS 113/44, гл. XI, 1. Однако многонациональный Клуб объединенной Кении был основан в 1946 г. . Жокейский клуб даже отказал в просьбе одному губернатору сделать Ага-хана временным членом.

Найроби к 1950 г. стал процветающим городом с населением почти в 150 000 человек, но он являлся памятником развития «по расовым линиям» [3086] A.Hake, «African Metropolis» (1977), 57. . Дом правительства сэра Герберга Бейкера на вершине горы представлял собой огромный особняк с дендрарием и большими винными погребами. Он выходил на роскошные западные пригороды с теннисными кортами и бассейнами на каждом углу. В квартале, где располагались различные учреждения, стояли бунгало с колонами и портиками среди георгинов и гладиолусов. Коммерческий центр, построенный примерно тогда же, был сделан из бетона и стекла.

Азиатские кварталы выглядели убогими в сравнении с европейскими. Восточный базар состоял из ветхих и засиженных мухами лавок. Там пахло потом, дымом, навозом, дешевой рыбой и всякими отбросами. Более того, места проживания африканцев оказались самыми шумными из тех, которые Марджери Перхам назвала «тропическими Ист-Эндами» [3087] J.Lewis, «Empire State-Building: War & Welfare in Kenya 1925— 52» (Oxford, 2000), 99. .

Во время визита в Найроби в 1950 г. Феннер Брокви вызвал негодование поселенцев, разместившись у африканцев. Он сообщил министру по делам колоний о четком разделении участков между тремя расами. «Меня везли по жилому району Мутайга — долине, по обеим сторонам которой растут деревья. Среди них можно увидеть вызывающие очарование глубокие спуски к петляющей реке. Там стоят красивые дома, в окружении больших садов, где ярко цветут цветы… Ни одному африканцу не позволено иметь дом среди красот Мутайги. На следующий день я отправился в жилые кварталы Найроби, которые отданы африканцам… Деревьев там нет, земля голая и плоская, покрыта грубой коричневой травой. Посещая эту унылую местность, я смог понять горечь африканцев, которые сопровождали меня. И, показывая на покрытые лесом возвышенности, где живут европейцы, они спрашивали, почему их обрекли на жизнь среди этой пустоши…» [3088] CAC, FEBR 3/48k, Brockway's «Report to the Secretary of State for Colonial Affairs».