Аполлон Коринфский - Народная Русь

Дети, по слову народной мудрости, — «благодать Божия»; ими благословляет Бог семейное счастие. «У кого детей много, тот не забыт от Бога!» — говорит посельский-деревенский люд, говоря — приговаривает: «У кого детей нет — во грехе живет!» Таким образом и на Руси бездетность считается карою господней за грехи, как у древнего Израиля. Богомолы — люди старые — подают молодоженам, лишенным «Божьяго благословения», добрый совет: взять приемыша, чужого ребенка-сироту, «в дети», чтобы — «Бог простил, своих деток зародил». Благочестивая старина, крепко-накрепко державшаяся за прадедовские заветы, сберегла до наших забывчивых дней и такие изречения о детях, как, например: «Дай-то Бог деток народить, дай-то Бог деток воскормить!», «Кому детей родить — тому и кормить!», «На деток Господь подаст!», «Первый сын — Богу, второй — царю, третий — себе на пропитание!», «Сын да дочь — красныя детки!», «Сын да дочь — день да ночь, и сутки полны!», «Дочерьми люди красуются, сыновьями — в почете живут!», «Кто красен дочерьми да сынами в почете — тот и в благодати!» и т. д. «Счастлив отец в сыновьях, а мать — в дочерях!» — молвит крылатое народное слово. Но оно же обмолвливается, словно себя само оговариваючи, что: «Детки — деткам рознь!» Как бы пояснение к этому подсказанному житейским опытом присловью, ведет пахарь-народ и такие речи о детях, как: «Добрый сын — на старость печальник, на покон души поминщик!», «Добрый сын — всему свету завидище!», и такие, как: «Блудный сын — ранняя могила отцу!», «Худое дитятко — отцу-матери бесчестье, роду-племени — позор!», «Детки хороши — отцу-матери венец, худы — отцу-матери конец!» От опечаленных детьми отцов-матерей пошли ходить по светлорусскому простору такие поговорки, как: «У кого детки — у того и бедки!», «Маленькие детки — маленькие бедки, а вырастут велики — большие беды будут», «Дети — на руках сети!», «Малые дети не дают спать, большие не дают дышать!», «С малыми детьми горе, с большими — вдвое!».

Как, по народному же слову, дыма без огня не бывает на свете белом, — так и дети не сделаются для своих отца-матери «бедками» безо всякой причины. По большей части корень этой-последней скрывается в самих огорчаемых своим потомством людях. По крайней мере, таков взгляд на дело у стоокой народной мудрости. «Каковы батьки-матки — таковы и дитятки!», «Яблочко от яблони недалеко падает!», «Умел дите родить, умей и научить!», «Дитятко, что тесто — как замесил, так и выросло!», «Из ребенка, как из воска — что хочешь, то и лепи!»… Много можно было бы припомнить подобных только что приведенным изречений, и все они сводятся к такому заключающему-замыкающему их пестроцветную цепь звену, как: «Не тот отец-мать, кто родил, а тот — кто вспоил, вскормил да добру научил!» Твердо помятует честной деревенский люд эти слова, хотя любой отец готов возразить на них поговоркой — пословицею — «Глупому сыну и умный отец разума не пришьет.» — или: «В худом сыне и отец не волен: его крести, а он — пусти!»

Родятся дети, по образному меткому народному слову — как грибы («от сырости»), растут — как «пшеничное тесто на опаре». Хоть и беден-беден иной отец, а все на тесноту от ребят редкий станет жаловаться, — словно памятуя заветное словцо дедов-прадедов, сказавших, что «много» детей бывает, а «л и ш н и х никому Бог не пошлет». Худы ли, хороши ли — все свои дети. «Который палец ни укуси — все больно!» — применяется к этому понятию наш детолюбивый народ. «И змея своих змеят не ест!», «Огонь — горячо, дитя — бо-лячо!», «У княгини — княжата, у кошки — котята!», «Свое дитя — и горбато, да мило!», «Дитятко криво, а отцу с матерью — мило!», «На чужой горбок не насмеюся, на свой — не нагляжуся!», «Свой дурак дороже чужого умника!» — продолжают развивать эту основную мысль деревенские краснословы.

Видя в сыновьях своих богоданных кормильцев (на старость лет), держащийся за землю хлебороб сложил, пустил гулять по неоглядной народной Руси такие ходячие слова, как: «Сынок-сосунок — не век сосун: через год — стригун, через два — бегун, через три — игрун, а затем — и в хомут!» В этой поговорке отразилась, как в зеркале, вся кратковременность крестьянского «утра жизни» — игривого, расцвеченного зорями счастливой беззаботности детства: чуть только начнет выравниваться мальчишка, не успеет еще ни наиграться, ни набегаться, — как за бороною по отцовской пашне ходит, сивку- бурку погоняет, вспоминаючи «вещаго каурку» бабушкиных сказок, еще звучащих в ушах. «Сына расти — кормилица вырастишь!», «Работные сыновья — отцу хлебы!», «Корми сына до поры, придет пора: сын тебя прокормит!» — слово за словом роняет по своей путине посельщина-деревенщина, до красного словца — как до сытного хлеба — охочая. Завещает она детям-внукам-правнукам помнить хлеб-соль родителей-дедов-прадедов: «Не оставляй матери-отца (говорит она) — и Бог тебя не оставит до конца!», «Отца-мать не накормил — сам себя на голод навел!» и т. д.

Хотя и зовет народ-пахарь всех вообще деток «благословением Божиим», но к будущим пахотникам относится с большей приветливостью, чем к жницам. «Сын — домашний гость, а дочь — в люди пойдет!» — говорит он, встречая весть о приращении чьей-либо семьи, все равно — своей или соседской: «Дочь — чужое сокровище: холь да корми, учи да стереги, а все — в люди отдашь!» — вырисовывается в этих и им подобных поговорках все тот же труженик-скопидом, хозяйственный человек, каким является русский деревенский люд в своих красных образностью, ярких меткостью сказаниях — о хлебе насущном, достающемуся ему путем «страдного» труда.

Знает отец-крестьянин, что не станет баловать жизнь его родившихся на крестьянствование деток, почему и закаляет их сызмала, подготовляя ко всевозможным лишениям, приучая к тяготам всяким. «Из набалованных деток добра не будет!» — изрекает строгий приговор «матушкиным сынкам-запазушникам» суровый деревенский опыт. «Засиженное яйцо — всегда болтун, занянченный сынок — всегда шатун!», «Что мать в голову баловством вобьет, того отец и кулаком не выбьет!» Но еще более сурово звучат такие, точно сложившиеся по «Домострою», пословицы, как: «Наказуй детей в юности, успокоют тя на старости!», «За битого — двух небитых дают!», «Корми сытным кусочком, учи — крепким дубком!», «Не станешь учить, когда поперек лавки ложится — во всю вытянется, не выучишь!», «Учи сына жезлом, в разум войдет — не попомнит отца злом!» и т. п.

Хотя, по пословице, родительское-отцовское словцо не мимо молвится, — но и мать на ветер тоже не скажет о своих детках-малолетках. Сердце материнское жалостливо; недаром отец зовется «грозным батюшкой», а ее народное песенное слово иначе — как «родимой матушкою» — никогда и не величает. «Птица радуется весне, а мать — деткам», «У кого есть матка — у того и головка гладка!», «Нет лучше-милей дружка — как родная матушка!», «Мать праведна — ограда каменна!», «Мать о детях днем печальница, в ночь ночная бого-молица!», «Кому и пожалеть деток — как не родной матушке!» Народ наш относится к матери с таким любовным чувством, так высоко возносит понятие о ней, что, по его словам — нет на свете дороже сокровища (богаче богачества) — как материнское благословение, а молитва ее — «со дна моря поднимает». Нет горше материнской печали о своих детях: «до веку» ее слезы о них. Если и принимается она, по суровому примеру отца, «учить» своих малолеток, то, — гласит простодушная мудрость, — даже ее побои «не долго болят». По словам старинных поговорок: «Родная мать и высоко замахнется, да не больно бьет!», «Своя матка и бьет, да не пробьет, а чужая, гладя (лаская), прогладит («и гладит — так бьет» — по иному разносказу)!», «И побои — не в побои, коль от матушки родной!»