О Рогова - Богдан Хмельницкий

Там, на широком ханском дворе, перед затейливыми дверями, служившими входом в святилище, недоступное взорам простых смертных, мурза Али со своей свитой встретил Богдана, окруженного казаками. Молодцевато посматривал Ивашко на татар; ему и в голову не приходило, что у одного из молодых татарчат, несших опахало, сердце бьется, как птичка в клетке, при взгляде на его рослую коренастую фигуру. У казаков взяли их подарки и понесли впереди всей процессии; наконец, у самого входа в приемную залу их заставили снять обувь и только тогда отворили перед ними двери.

Зала вся блестела золотом и дорогими тканями. В глубине ее возвышался трон хана с мягкими шелковыми подушками, и на нем восседал Ислам-Гирей, весь закутанный в парчу и атлас, покрытый с головы до пят драгоценными украшениями. Над ним держали причудливое опахало громадных размеров, а кругом трона стояло множество слуг в богатых одеждах. По стенам тоже лежали подушки, и на них восседали знатные мурзы, окруженные свитами. Великий визирь стоял по правую руку у трона, ожидая приказаний своего повелителя. Мурза подвел Богдана к трону и, опустившись на колени, проговорил:

- Высокий повелитель правоверных! Казацкий начальник Богданко Хмель желает быть приятным твоим светлым очам и просит твое ханское величество благосклонно принять от него подарки.

Ислам-Гирей милостиво глянул на Богдана.

- Принимаем подарки твои, казак Хмель, - проговорил он, - и радуемся, что видим тебя в добром здоровье. За каким делом пожаловал к нам в Бахчисарай? Или очень у нас понравилось, так соскучился?

- Не могу пожаловаться, всемилостивейший хан, чтобы мне у тебя худо жилось, - отвечал Богдан по-турецки, - теперь же есть у меня до тебя и дело.

- Уж не хочешь ли ты испросить нашего согласия на войну с нашими подданными? Мы тут кое-что слыхали про ваши замыслы.

- Светлейший хан, - смело проговорил Хмельницкий, - если мы, казаки, и были до сей поры врагами вашими, то только потому, что мы люди подневольные, от нас требуют этого ляхи. Вот, не соизволишь ли почитать королевскую грамоту, что мы получили от Владислава, - прибавил он, передавая грамоту придворному толмачу.

Тот прочитал ее про себя и стал медленно, фраза за фразой, переводить содержание ее на турецкий язык. Хан внимательно слушал, и время от времени брови его нетерпеливо хмурились.

- Да, эти ляхи предательский народ, - заметил он, когда чтение кончилось. - Они обещали платить нам дань и не заплатили еще ни гроша.

- Они ни во что считают твое ханское могущество, - поспешил вставить Богдан, - да еще и нас подучают идти войной против тебя.

- Чего же ты хочешь? - спросил хан милостиво.

- Знай, грозный повелитель, что мы тяготимся польским игом и решились теперь его свергнуть; вся Украина готова идти на ляхов. Выбирай же теперь одно из двух: либо оставайся дружен с ляхами, либо окажи нам помощь против этих изменников, которые втайне замышляют на тебя козни. Если ты нам поможешь, мы на век клянемся быть с тобой в дружбе и не помыслим воевать с тобой.

Хан подозрительно посмотрел на Богдана и с усмешкой проговорил:

- Чудно это, казак Хмель, с чего вдруг у вас такая любовь к нам взялась? Знаю я, вы воины храбрые и дружбе вашей мы были бы рады, только сегодня я тебе еще не могу дать ответа, поживи у нас, я посоветуюсь со своими верными помощниками и слугами, тогда и дам тебе знать о своем решении.

Аудиенция на этом пока и кончилась.

Хан отпустил Богдана, кивнул ему на прощание головою, и казаки вышли из залы. На пороге Ивашко очутился бок о бок с Катрей, которая теперь, в качестве слуги, нарочно толклась у двери, нетерпеливо посматривая на медленно подвигавшихся к выходу казаков.

- Ивашко! - проговорила она вполголоса над самым ухом казака.

Если бы гром грянул с неба, если бы молнии разразились над самой головой Ивашка, наверное, он бы не так оторопел, как при звуке этого голоса и при взгляде в темные глаза припавшего к его уху татарченка.

- С нами крестная сила! - едва выговорил он, бледнея и подымая руку, чтобы сотворить крестное знамение.

Катря схватила его за руку.

- Я не оборотень, - шептала она, - молчи только, не выдай меня, сегодня вечером я прибегу к вам.

Приложив палец к губам, сверкнув на него еще раз глазами, она тихо скользнула мимо, чтобы примкнуть к остальной свите мурзы Али.

- Что ты стоишь, братику? - смеясь толкал Ивашку под бок Тимош, чего ты там шептался с татарченком?

Ивашко провел рукой по лбу, точно пробудился от долгого сна. Он хотел было что-то сказать, но одумался и промолчал. Мысль, что это была Катря, а не оборотень, как-то не уживалась в его голове. "А ну, как это все мне погрезилось?" думал он: "Еще на смех подымут, буду лучше молчать: до вечера недалеко".

Однако ему пришлось увидать Катрю раньше вечера. Только что успели они вернуться из дворца домой, как прискакал к ним гонец от мурзы Али с приглашением немедленно пожаловать для переговоров. Не переодеваясь, вскочили они на коней и отправились.

Мурза принял Богдана ласково, усадил его подле себя, пригласил сеть и прочих казаков и начал:

- Тотчас после того, как вы ушли из дворца, у нас был совет, хан передал вашу просьбу, но прибавил, что боится измены со стороны казаков. Он думает, не подослан ли ты, Хмель, к нам нарочно от короля. Что, как вы выманите татар в поле, да и наведете на польское войско?

Говоря это, мурза пытливо посматривал на Хмельницкого, наблюдая, какое действие произведут его слова.

Хмельницкий гордо поднял голову и отвечал:

- Я не обманщик и не изменник! Все, что говорил хану, истинная правда, а если хан мне не верит, то я могу присягнуть ему.

- Не поверит хан присяге, - сомнительно покачивая головой, сказал Али, - поляки тоже присягали, что будут платить дань, а вот не платят же.

- Ну, так я оставлю хану в заложники моего сына, - решительно проговорил Богдан, - слышишь, Тимош, останешься здесь, в заложниках?

- Как прикажешь, отец, - отозвался Тимош, - отчего же и не остаться. Дело наше чистое, мы не обманщики, не предатели... Однако, жаль, что не придется мне за родину постоять...

- Вон какого богатыря себе вырастил! - с удовольствием посматривая на Тимоша, проговорил мурза, - славный вояка!..

- Успеет еще навоеваться, - сказал Богдан, - войны с панами на всех хватит...

- Так я передам хану о том, что ты готов присягнуть и оставить заложником сына?

- Готов, - подтвердил Хмельницкий.

Пошли шли переговоры Ивашко незаметно скользнул в дверь: он увидел в другой комнате знакомое лицо, пристально смотревшее на него из толпы слуг.

- Гей, хлопец! - сказала Катря по-татарски, когда Ивашко приблизился, - мы с тобой, кажется, виделись, когда я был еще у гяуров? Не пойдешь ли ко мне? Мать тебе тоже будет рада.