О Рогова - Богдан Хмельницкий

- Жалуется на тебя казака Ивашко Довгун, - начал судья, что ты на его лугу пас своих волов. Что ты на это скажешь?

- Доложу вам, пане добродзею, - отвечал Никита, что я точно пас своих волов на лугу на островке, а что этот луг Ивашкин, я не знал.

- Я ему говорил, пан судья, - вмешался Довгун, - что этот луг мой, а он все-таки остался пасти волов.

- Смею вам доложить, пане добродзею, - невозмутимо возразил Никита, что Ивашко приехал на остров, накричал что-то, накричал, а толком ничего не сказал.

Судья старался помирить их.

- Заплати ему за потраву! - уговаривал он Никиту.

- Смилуйтесь, пан судья, за что же я буду платить, когда я не знал, что луг чужой.

- Прости ему эту потраву! - обратился судья к Довгуну.

- Ну, уж нет, пан судья, я ему много прощал, а на этот раз надо его и поучить.

Судья развел руками.

- Если уж вы оба такие упрямые, то я для вас ничего сделать не могу. Идите в Сечь, там вас рассудят.

Оба казака сели на лошадей и поскакали в Сечь.

- В чей же курень мы сперва пойдем? - спросил Никита, когда они запаслись хлебом-солью и въехали в ворота крепости.

- Пойдем, брат, в мой курень! - отвечал Довгун.

- Ну, хорошо, пойдем, пожалуй, и в твой, - согласился Никита.

- Здорово, батько! - сказали казаки атаману, входя в курень.

- Здоровы будьте, панове молодцы! - отвечал атаман. - Садитесь, гости будете.

- Нет, батько, некогда нам сидеть, у нас к тебе дело.

- Ну так говорите, в чем ваше дело.

Ивашко рассказал обо всем, что случилось, не забыв упомянуть и о суде в паланке.

Атаман внимательно его выслушал и обратился к Никите.

- Какого ты куреня, братец?

- Переяславского, - ответил тот.

- Гей, хлопцы! - крикнул атаман своих слуг. - Подите, попросите ко мне атамана Переяславского куреня.

Минут через десять пришел атаман. Выслушав обе стороны, атаманы начали советоваться друг с другом и затем обратились к тяжущимся.

- Вы уже судились, братцы, в паланке?

- Судились! - отвечали они с поклоном.

- Отчего же вы не помирились? Ты, Никита, учинил потраву, ты и должен заплатить. Ты, Ивашко, должен ему простить и не иметь на него никакой обиды.

- Не заплачу я ему ничего! - упорствовал Никита. - Он меня тоже обидел, и вором, и разбойников назвал, а я чем же виноват, я не знал, что луг чужой.

Наконец, атаманам надоели уговоры. Они вместе с казаками отправились к войсковому судье. Казаки опять запаслись хлебом-солью. Сперва вошли атаманы, поклонились, поздоровались с судьей. Затем вошли и казаки.

- Кланяемся вам, пане добродзею, хлебом и солью.

- Спасибо, панове молодцы, за хлеб и за соль! - отвечал судья и, обращаясь к атаманам продолжал:

- А какое у этих казаков дело?

Ивашкин атаман подробно изложил дело. Судья внимательно выслушал и обратился к Никите.

- Ты, братец, я вижу упрям. Судили вас и паланка, и атаманы, да и я присуждаю тоже; ты со всех сторон виноват и должен удовлетворить обиженного... Согласен, что ли?

- Нет, пане добродзею!

Судья даже вскочил с места.

- Ну, уж и казаки же у вас, панове атаманы, - ведите их к кошевому, там им будет конечный суд и расправа. А вы, братцы, забирайте с собой ваш хлеб-соль, мне его не нужно.

- Да ни, добродзею! Мы себе опять купим на базаре.

- Забирайте, забирайте! - строго крикнул на них судья и сунул им калачи в руки. - Не держите атаманов, да и меня не задерживайте: у меня не одно ваше дело.

Делать нечего, отправились к кошевому. Опять пошли поклоны, хлеб-соль, допросы и расспросы, опять все дело было подробно рассказано.

Кошевой помолчал немного, подумал и потом обратился к Никите.

- Ну, так как же, братец, думаешь рассчитаться с этим казаком? Решала вас и паланка, и атаманы, и судья войсковой, дошло дело и до меня. Я признаю, что дело ваше решено справедливо, ты во всем один виноват: забрался с волами на чужой луг, волы траву поели, казак тебя гнал, ты не пошел, значит, надо тебе за потраву платить. Что же ты мне скажешь? Согласен ли ты удовлетворить обиженного?

- Ни, вельможный пане, не согласен, воля ваша!

- Гм! - промычал кошевой, с любопытством рассматривая казака. Так-таки и не согласен? Ну, хорошо.

Он встал и вышел из куреня.

Атаманы и казаки думали, что суд кончился, и, кланяясь, проговорили:

- Прощай, вельможный пане!

- Прощайте, панове молодцы, прощайте, да нас не забывайте.

И крикнул при этом на весь двор:

- Гей, сторожа, киев!

Вмиг сбежались слуги и принесли целые связки палок.

- Ну-ка, ложись, братец! - обратился кошевой к Никите, - мы тебя поучим, как упрямится и правду не уважать.

- Смилуйся, вельможный пане! - закричал Никита не своим голосом.

- Нет, братец, теперь уж нет помилования.

Никиту схватили и отсчитали ему палок пятьдесят, пока кошевой не крикнул: "Довольно!"

Сторожа подняли палки на плечи, а казаки придержали Никиту, ожидая последнего решения.

- Согласен ты теперь, братец, заплатить казаку столько, сколько следует?

- Все заплачу, вельможный пане, что прикажешь.

- Ну, так сейчас же и расплачивайся на моих глазах, - приказал кошевой, - а кии пойдут тебе в пользу, чтобы ты в другой раз не мудрствовал, не упрямился. А может быть тебе и еще прибавить?

- Нет уж, вельможный пане, будет с меня и этого, на век хватит, пробормотал Никита.

- Ну, будет, так будет! Отпускайте, хлопцы, казака на волю, а палки прячьте подальше. Где же твои деньги, расплачивайся!

Но у Никиты денег при себе не оказалось. Тогда кошевой обратился к атаману Никитиного куреня.

- Пан атаман, - принеси сейчас деньги из твоего куреня и удовольствуй обиженного, а со своим хлопцем ведайся потом, как знаешь.

- Ну, уж погоди же ты, Ивашко, - прошипел Никита, выходя следом за своим противником. - Будешь ты меня помнить, отзовутся и тебе кии, что я получил сегодня.

Ивашко оглянулся на него, но ничего не ответил.

Прошло еще несколько дней. Ивашко ездил на остров со всеми предосторожностями, предупреждал Катрю и Олешку, чтобы они по возможности не выходили из своей пещеры.

Раз как-то Олешка встретила Ивашка перепуганная и объявила, что сегодня на острове был какой-то казак. Он видел ее и Катрю.

- Какой же это был казак? Высокий, с рыжим чубом и рыжими усами?

- Он самый! - подтвердила Олешка.

- Ну, беда! - Пропала моя головушка! Это мой первый враг, Никита. Теперь он уже, наверное, донес на меня. Прощай, Катря, голубка моя, по тех пор ты своего казака и видела.

- Бежим, Ивашко! - предложила Катря.

- Сразу не убежишь, а уж Никита ждать не будет. Одна надежда на милость казачью, быть может, и простят.

Со слезами проводила Катря своего жениха.

- Мамка, что же я буду делать? Нельзя же так сидеть, надо как-нибудь помочь горю.

- А вот подумаем, поразмыслим, может, что и придумаем, - отвечала Олешка.

Ивашко не ошибся. Только что он вернулся домой, его тотчас же арестовали и отправили в его курень. Куренной атаман снял с него допрос.