М Ройзман - Все, что помню о Есенине

Сомнений нет, что Сергей это сделал: в скором времени Анатолий написал на библейскую тему фарс: "Вавилонский адвокат" (семь старцев и Сусанна) (Первоначальное название "Возлюбленная пророка".), поставленную в Камерном театре. В 1936 году, когда я работая редактором в сценарном отделе киностудии "Межрабпомфильм", дирекция поручила мне просмотреть и снять фривольные {96} места в фильме: "О странностях любви", поставленном Я А. Протазановым по сценарию Мариенгофа, того же названия. Анатолий мог прочесть эти слова только в "Гаврилиаде":

Поговорим о странностях любви.

"Гаврилиада". Изд. второе. Альциона, 1919, стр, 59, стих. 101.

Над этой книгой воспоминаний я работал не один год, и цель была одна: снять с Есенина то, что несправедливо приписывали ему, не только из-за незнания некоторых фактов его жизни, но и по причине его натуры: он любил от одних все скрывать, другим описывать то, что случилось с ним, в мажорных тонах, третьим в минорных, четвертых разыгрывать. При этом он совершал это непринужденно, с большой достоверностью, что как теперь понимаю, свидетельствовало о его незаурядном актерском даровании.

Однако были и другие привходящие причины, которые мешали мемуаристам даже близко знающим Сергея - донести до читателей истину о великом поэте. Об одном случае я хочу рассказать.

И. Грузинов в своих воспоминаниях пишет:

"1924. Лето. Полдень. Нас четверо. Шестой этаж дома No 3 по Газетному переулку. Есенин вернулся из деревни. Спокойный, неторопливый, уравновешенный. Чуть-чуть дебелый. Читает "Возвращение на родину". Я был в плохом настроении: жара, не имею возможности выбраться из города. И том не менее взволновали его стихи (Сергей Александрович Есенин. Воспоминания. М.-Л., Госиздат, 1926, стр. 134.).

- Часто тебя волнуют мои стихи? - спросил Есенин.

- Нет. Давно не испытывал волнения. Меня волнуют в этом стихотворении воскресающие пушкинские ритмы. Явное подражание, а хорошо. Странная судьба у поэтов. Пушкин написал "Вновь я посетил" после Баратынского. Пушкина помнят все. Баратынского помнят немногие...

Где же происходил этот разговор? Шестой этаж дома No3 по Газетному переулку-это квартира No30, где я жил вместе с родителями. Кто же эти четверо, о которых пишет Грузинов? Это - Есенин, Грузинов, я и моя мать, {97} которую Сергей пригласил послушать его "Возвращение на родину".

Когда он прочитал стихотворение, а Грузинов сказал, что это явное подражание Пушкину, мать, вытирая слезы на глазах, возразила:

- Мы еще в школе учили: "Вновь я посетил тот уголок земли". Конечно, это стихотворение чудесное. Но у Сергея Александровича есть встреча с дедом, которого не узнал внук. Знаете, это сжимает сердце. Так критиковать нехорошо. - И она вышла из комнаты.

Повторяю, это происходило в 1924 году, у меня уже был полный шкаф книг. Я открыл дверцы, вынул том сочинений Евгения Баратынского, нашел его стихотворение "Родина" и прочитал вслух:

Судьбой наложенные цепи

Упали с рук моих, и вновь

Я вижу вас, родные степи,

Моя начальная любовь.

Степного неба свод желанный,

Степного воздуха струи,

На вас я в неге бездыханной

Остановил глаза мои...

Е. А. Баратынский. Полн. собр. соч. Киев, изд-во Ф. А. Иогансона, 1894, стр. 95.

Я сказал, что стихотворение Баратынского написано мастером, но с моей точки зрения холодновато. Потом я не без эффекта прочел начало стихотворения Пушкина "Вновь я посетил..." Не без эффекта потому, что после выпускных экзаменов в училище состоялся торжественный вечер, и инспектор обязал меня выступить со стихами на русском, немецком, французском и английском языках. Русским стихотворением и было "Вновь я посетил", которое я разучивал с бывшим учеником Коммерческого училища, в то время артистом театра Незлобина.

- Конечно, у Пушкина гениальные стихи, - сказал я. - Но чем берет Сережа? Мать правильно заметила: неузнавание внуком деда. Как это у тебя, Сережа?

Есенин прочел:

Но что старик с тобой?

Скажи мне,

Отчего ты так глядишь скорбяще?

Добро, мой внук,

{98}

Добро, что не узнал ты деда...

Ах, дедушка, ужели это ты?

И полилась блестящая беседа

Слезами теплыми на пыльные цветы.

- Вот здесь настоящая трагедия, сильная трагедия, которая всем знакома и берет человека в плен. Этого нет ни у Баратынского, ни у Пушкина.- И я обратился к Грузинову.- Зря считаешь "Возвращение на родину" подражанием Пушкину. Тогда и "Пророк" Лермонтова подражание Пушкину. Влияние предыдущего поэта на последующего - это закон литературы. Но трагедия в "Возвращении на родину" делает стихотворение оригинальным, есенинским.

- Смотри-ка, - воскликнул Сергей, - как стал рассуждать!

- Ты забыл, Сережа, сам меня ругал за то, что мало читаю. Теперь прочел немало книг, завел толстую тетрадь, выписал отрывки.

Есенин улыбнулся. Подошел к книжному шкафу, вынул оттуда несколько томов переплетенного Лескова (приложение к журналу "Нива").

- Дело! - воскликнул он. - Вот у кого надо учиться языку!

- Я и учусь! Выписываю фразы, слова...

Думаю, любой человек, прочитав запись Грузинова, а потом дополненную мною, увидит, какая разница между приводимыми фактами.

Дальше, как говорится, больше!

И. Старцев рассказывает, что "поэт Р., то есть я, был вовлечен в издательство "Ассоциации вольнодумцев" точнее не в издательство, а в "Ассоциацию" (Сергей Александрович Есенин. Воспоминания. М.-Л., Госиздат, 1926, стр. 75.).

Потом, сообщает Старцев, поэт Р. "упрашивал выпустить совместно с ним (Есениным.- М. Р.) сборник стихов" и "Есенин взял у него аванс". Я отлично знал, что Сергей печатается только с Мариенгофом и никогда бы такого предложения не сделал; в те годы Сергей был так обеспечен, что никакого аванса не взял бы.

А что было в действительности? Поэт-художник Павел Радимов (поэт Р.), близкий по тематике Есенину, хотел издать совместно с ним книгу и сделать к ней рисунки. Вот этот поэт Р. и вел разговор с Сергеем, а он подозвал {99} меня и спросил, как записано в последнем протоколе "Ордена": кто с кем печатается? Я ответил: "Ты с Мариенгофом, Шершеневич со мной ("Красный алкоголь"), Ивнев, Кусиков, Грузинов выпускают отдельные книги. Кроме того, мы подготавливаем общий сборник ("Конский сад").

- Вот видишь, - сказал Есенин Радимову, - ничего не выйдет!

Дальше Старцев рисует Сергея двойственным человеком: якобы с поэтом Р. (Радимовым) он вступает в соглашение, а за глаза называет безнадежным...

В воспоминаниях В. Кириллова говорится о Сергее так: "Он скоро захмелел и потерял сознание. Я и поэт Р. отнесли его на руках в одну из комнат (Дома Герцена.- М. Р.) и уложили на диван". Верно, это было, только Есенин не терял сознание, а заснул за столом. И поэт Р.- это я! (Сергей Александрович Есенин. Воспоминания, М.-Л., Госиздат, 1926, стр. 178.).