Борис Романов - Император, который знал свою судьбу. И Россия, которая не знала…
- Название:Император, который знал свою судьбу. И Россия, которая не знала…
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:БХВ-Петербург
- Год:2012
- ISBN:978-5-9775-0691-5
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Борис Романов - Император, который знал свою судьбу. И Россия, которая не знала… краткое содержание
Автор подробно освещает события, происходившие до 1917 года и накануне Февральской революции, показывая, насколько серьезными были усилия последнего российского Императора преодолеть нависшую над домом Романовых смертельную угрозу, предсказания о которой он получил задолго до своего отречения. Ни глубокие политические, экономические и социальные реформы, проводимые Николаем II, ни высокий статус России в мировой политике не смогли отвратить катастрофу 1917 года и гибель Царской семьи. В книге раскрываются причины революции, ложь советской пропаганды о царской России, Николае II и убийстве Царской семьи.
Император, который знал свою судьбу. И Россия, которая не знала… - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Все это произошло бы в три-четыре дня. Ну, возможно, в течение недели.
Итог — все то же самое, только с арестованными на несколько дней раньше Николаем и Александрой (не исключено, что и с убийствами), с больным Алексеем, который скончался бы без ежедневного внимания матери в месяц или два.
Народ поднялся бы за Государя?
Может и поднялся бы, если бы призвала Церковь. Но Святейший Синод в Петрограде еще 26 февраля отказался призвать православных мирян (т. е. практически весь народ) не участвовать в беспорядках и демонстрациях, а через несколько дней после отречения радостно приветствовал новую власть и благословил ее.
Следуя логике оппонентов, можно сказать, что и в этом виноват Николай II. Однако католический приход в Петрограде выпустил воззвание к своим прихожанам — не участвовать в демонстрациях — и ни один католик в событиях февраля-марта 1917 года участия не принял! Об этом честно написал в своих воспоминаниях товарищ (заместитель) обер-прокурора Святейшего Синода (с сентября 1916 по март 1917) князь Н. Д. Жевахов [42, с. 385–387]. Что, Николай католиков любил особо? Нет, этого не было.
Таким образом, при любом варианте развития событий результат был бы аналогичным. Возможно, Государь это понимал. Возможно, не думал об этом, а думал о жене и больных детях. В любом случае, другого выхода у него не было. Не говоря уже о том, что с точки зрения нормального человека он поступил совершенно правильно.
Наиболее вероятно, что еще вечером 1 марта в Пскове Рузский в самые бурные («буря была» — по выражению самого Рузского) часы шантажа, после почти неприкрытых угроз в адрес Императрицы открыто сказал Государю, что у них (у заговорщиков) в случае дальнейшего упорствования не будет другого выхода, кроме как убрать и его, Государя — и что это вызовет раскол в армии, но у них теперь нет другого выхода. Скорее всего, еще тогда же, вечером 1 марта, Рузский сказал Государю и то, что отречение согласовано с союзниками, с послами Англии и Франции. Почти наверняка так оно и было: заговор был согласован в общих чертах, и Рузский сказал об этом Государю. Можно не сомневаться, что после общей победы в Первой мировой союзники не хотели видеть ни того, как Россия становится в Европе гегемоном, ни того, что во главе ее стоит сильный Государь. То, что США не хотели вступать в войну, пока на троне Николай II, а в России нет конституции — это давно известно. Государь это знал. Напомню, что США вступили в войну после падения монархии в России. Вероятно, все это Рузский и обрушил на Государя вечером 1 марта в царском вагоне литерного поезда в Пскове.
Николай II согласился отречься на следующий день, 2 марта, когда Рузский показал ему пять телеграмм от командующих фронтами в поддержку отречения, скрыв при этом резкий отказ представителя флота в Ставке адмирала А. И. Русина. Возражали против отречения также генералы Ф. А. Келлер и Хан Нахичеванский. Напомню при этом еще раз, что Государь все это время в Пскове был изолирован от всех коммуникаций и не имел возможности повлиять на ситуацию.
Известно высказывание относительно свободного в 1927 году советского журналиста Михаила Кольцова во вступительной статье к книге Д. С. Боткина «Отречение Николая II». Цитирую:
Кольцов был тогда в стане победителей, тех, кто истреблял Романовых «как класс», кто всячески клеветал и унижал память последнего Царя. Тем более для нас интересен тот неожиданный вывод Кольцова, когда он пишет о Николае II: «Где тряпка? Где сосулька? Где слабовольное ничтожество? В перепуганной толпе защитников трона мы видим только одного верного себе человека — самого Николая. Нет сомнения, единственным человеком, пытавшимся упорствовать в сохранении монархического режима, был сам монарх. Спасал, отстаивал царя один царь. Не он погубил, его погубили» [71, гл. 6, с. 528].
Насчет «перепуганной толпы защитников трона» Кольцов все же передергивает: 1–2 марта никто из верной Присяге свиты Государя в поезде еще не был испуган — просто они ничего не могли предпринять без его приказа, а он уже понимал, что ни к чему, кроме кровопролития, это не приведет. Испугались многие из свиты через неделю, 9 марта, в поезде из Могилева в Царское Село — когда узнали, что Николай едет в поезде «как бы арестованный» (по выражению Алексеева перед посадкой в поезд в Могилеве). И что накануне в Царском Селе Корниловым арестована Александра Федоровна и все, кто добровольно остался с ней в Александровском дворце.
Победившие заговорщики еще и 8 марта боялись Николая — они даже не посмели опубликовать в газетах его последний приказ по армии и флоту, который он огласил на прощании с войсками в Ставке [104].
Хотя этот приказ призывал подчиниться Временному правительству, но победившие заговорщики боялись, что за его публикацией последует волна симпатий к Николаю. И у них были основания бояться этого. На прощании с войсками, по воспоминаниям очевидцев, атмосфера была такая, что, казалось, скажи Николай хоть слово против Временного правительства и заговорщиков, все в зале Ставки тут же встанут на его сторону, и начнется кровопролитие. Но он не сказал — потому, что не хотел раскола в армии и смуты в России.
Великий князь Александр Михайлович так описывает прощание Николая с чинами штаба [21]:
К одиннадцати часам зал переполнен: генералы, штаб- и обер-офицеры и лица свиты. Входит Ники, спокойный, сдержанный, с чем-то похожим на улыбку на губах. Он благодарит штаб и просит всех продолжать работу «с прежним усердием и жертвенностью». Он просит всех забыть вражду, служить верой и правдой России и вести нашу армию к победе.
Потом он произносит свои прощальные слова короткими военными фразами, избегая патетических слов. Его скромность производит на присутствующих громадное впечатление. Мы кричим «ура», как никогда еще не кричали за последние двадцать три года. Старые генералы плачут. Еще мгновение — и кто-нибудь выступит вперед и станет молить Ники изменить принятое им решение. Но напрасно: самодержец всероссийский не берет своих слов обратно!
А ведь великий князь Александр Михайлович был среди всех великих князей первым либералом и главным критиком Николая II.
14 марта 1917 года генерал Алексеев в записке Временному правительству обобщает реакцию фронтов и флотов на отречение: на Балтийском флоте «восторженно», на Северном фронте «сдержанно и спокойно», на Западном «спокойно, серьезно, многие с сожалением и огорчением», на Юго-Западном «спокойно, с сознанием важности переживаемого момента», на Румынском и Кавказском фронтах, и также на Черноморском флоте «тягостное впечатление, преклонение перед высоким патриотизмом и самопожертвованием Государя, выразившемся в акте отречения» [71, Заключение к книге].
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: