Александр Доманин - Монгольская империя Чингизидов. Чингисхан и его преемники

Рассказ о принципах стратегии и военного обучения у монголов будет неполным, если не сказать об очень своеобразном явлении, которое фактически играло роль полномасштабных военных учений. Это феномен уже упоминался в другом контексте: речь идет о знаменитых облавных охотах. По велению Чингисхана такие охоты проводились один или два раза в год, всем составом войска. В обязательном порядке облавная охота применялась во время военного похода и выполняла две задачи: пополнение армией запасов продовольствия и совершенствование боевой и тактической выучки монгольских воинов. По существу, облавная охота и была войной, с похожими боевыми приемами и принципами — только велась против зверей, а не людей. Но, между прочим, наказания за ошибки или трусость во время охоты были такими же, как за аналогичные действия в боевых условиях. Да и армия поддерживалась в постоянном боевом тонусе.

В завершение темы монгольского военного искусства надо сказать несколько слов о таком специфическом предмете, как снаряжение (не боевое) монгольского воина. В определенном смысле, такое снаряжение было следствием самого образа жизни кочевника: те или иные его особенности диктовались природой, климатом или непосредственными обязанностями конкретных людей. Но во многом именно эта амуниция делала монгольскую армию тем, чем она была — «непобедимой и легендарной».

Начнем с «обмундирования». Одежда монгольского воина была простой и сугубо функциональной. Летом — штаны из овечьей шерсти и знаменитый монгольский халат: запахивался он у мужчин-монголов справа налево; у европейцев это, наоборот, «женский» способ. Обувью круглый год служили сапоги, низ которых был кожаным, а верх делался из войлока. Такие сапоги немного напоминают русские валенки, но гораздо удобнее их, так как не боятся сырости. Зимние сапоги могли быть сделаны из более толстого войлока и способны были выдерживать любые морозы. Кроме того, зимой в экипировку монгола добавлялись меховая шапка с наушниками и длинная, ниже колен, шуба из сложенного вдвое меха — шерстью и внутрь, и наружу. Между прочим, отсюда в Европе возникла легенда, что монголы эпохи Великого Западного похода одевались в звериные шкуры. Как и многие другие мифы о монголах, она не имеет ничего общего с действительностью.

Любопытно, что после завоевания Китая многие монгольские воины стали носить шелковое белье. Но вовсе не для того, чтобы поразить экстравагантностью своих дам. Причина такого монгольского «haute couture»{Искусство высокой моды (фр.). } тоже имела самое прямое отношение к войне. Дело в том, что шелк имеет свойство не пробиваться стрелой, а втягиваться в рану вместе с наконечником. Разумеется, и извлечь такую стрелу из раны гораздо проще: нужно просто потянуть за края этого шелкового белья. Вот такая оригинальная хирургия. Другим интересным предметом снаряжения, обязательным для каждого монгольского воина, были… иголки и нитки. Отсутствие такого незамысловатого предмета обихода приравнивалось к неимению, скажем, запасного колчана со стрелами, и наказание за такой проступок было довольно суровым.

Вообще в число обязательных предметов снаряжения входили полный комплект упряжи (а желательно два), специальный напильник или точило для острения стрел, шило, огниво, глиняный горшок для варки пищи, двухлитровая кожаная баклага с кумысом (в походе она использовалась и как емкость для воды). В двух седельных сумках хранился неприкосновенный запас пищевых продуктов: в одной — провяленные на солнце полоски мяса, в другой — уже известный нам хурут. Как правило, у монголов имелся и дополнительный комплект одежды, но обязательным он не был. Кроме того, в комплект снаряжения входил также большой бурдюк, обычно из воловьей шкуры. Применение его было многофункциональным: на походе он мог служить и как обычная попона, и быть подобием матраца; при переходах через пустыни он использовался в роли вместилища для больших запасов воды. И наконец, надутый воздухом, он становился отличным средством для переправы через реки; по сведениям наших источников, даже столь серьезные водные преграды, как Волга или Хуанхэ, монголы преодолевали при помощи этого нехитрого приспособления. И такие мгновенные монгольские переправы часто тоже становились шоком для обороняющейся стороны.

Такая хорошо продуманная экипировка делала монгольского воина готовым к любым превратностям воинской судьбы. Он мог действовать совершенно автономно и в самых тяжелых условиях — например, в жестокий мороз или при полном отсутствии пищи в безлюдной степи. А помноженная на высокую дисциплину, мобильность и выносливость кочевника, она сделала монгольскую армию самым совершенным боевым инструментом своего времени, способным решать военные задачи любой степени сложности.

Объединение народов Восточной степи под единой властью и создание Йеке Монгол Улус стало последним деянием хана монголов-нирун Темучина из рода Борджигин. В марте 1206 года на арене мировой истории появляется фигура Чингисхана — великого организатора, великого законодателя, великого завоевателя. Череда дальнейших событий показывает, что это было не просто сменой имени, как, например, происходило в Китае при вступлении на престол каждого очередного императора. Превращение Темучина в Чингисхана стало подлинным символом смены эпохи. С этого момента начинает меняться один из важнейших векторов мировой истории. Темучин был объединителем степных народов, создателем могучей кочевой державы; Чингисхан стал величайшим в истории завоевателем, строителем-творцом всемирной монгольской империи.

Нельзя, конечно, сказать, что эта перемена произошла мгновенно — окончательный переход на новые рельсы, требующий политических, социальных и даже психологических изменений, занял несколько лет. И в действительности мы видим, что и после 1206 года в Йеке Монгол Улус долгое время господствует старая схема действий всех былых кочевых держав. Первые войны с оседлыми народами — с Тангутом в 1207 и 1209 годах и даже начальный этап войны с китайской империей Цзинь в 1211 году — носят характер обычных кочевнических набегов: нападение, захват добычи, уход в степи. Лишь после 1211 года войны начинают превращаться в подлинно завоевательные, и только с момента захвата Цзиньской столицы Чжунду (Пекина) можно утверждать, что этот переход к завоевательной политике произошел окончательно.

Такой переход был непрост и для самого Темучина-Чингисхана. Над ним, кочевником до мозга костей, не могли не довлеть извечные кочевые принципы ведения военных действий. Но полностью оправданные при покорении таких же кочевников, как и сами монголы, эти принципы оказались недостаточно эффективными в борьбе против крупных земледельческих держав. В полевых сражениях монголы стяжали себе славу поистине непобедимых воинов. Но людские ресурсы соседних стран были выше тех, что могла выставить Степь, в десятки раз. Кроме того, оседлые народы располагали сотнями, если не тысячами, крепостей, куда могли укрыться и разгромленные армии, и окрестное население. Набег монголов становился сокрушительным ударом, но последующий уход кочевников в степь лишал их почти всех завоеванных преимуществ. Разбитые армии быстро пополнялись новобранцами, крепости, брать которые кочевники не умели, оставались опорными пунктами сопротивления. Более того, даже те крепости, которыми монголам удавалось овладеть в результате хитрости, удачи или долгой осады, после ухода степняков вновь занимались гарнизонами противника. По существу, каждую военную кампанию монголам приходилось в такой ситуации начинать едва ли не с нуля, и огромные военные успехи не могли решить судьбу войны в пользу монголов.