Василий Смирнов - Крымское ханство XIII—XV вв.

«Случилось так, что именно во время встречи падишаха с ханом туда явился человек султана Ахмеда и доставил хану письмо его. Когда хан узнал, в чем дело, сердце его пришло в смущение. Он в рассеянии думал: "Если у вступившего в нашу территорию царевича есть намерение перебраться в Румилию, то препятствовать ему не подходяще вам: это было бы неблагородно". Он был расстроен этим.

А у хана тогда был сын, по имени Мухаммед-Герай, такое отродье, по натуре своей склонный ко всякому злу и безнравственности. Как только он увидел ту владетельную грамоту султана Ахмеда, то обрадовался и, обратившись в отцу своему, говорит: "Султан Ахмед такую оказывает нам милость — шлет грамоту, даруя нам такие владения, области и крепости. За такую любезность и благоволение нам надлежит тоже порадовать его — задержать брата его".

Великодушный хан, чтобы опровергнуть возмутительные мысли сына, говорит ему: "Сын, если твою цель и желание составляют крепости и владения, то тебе и шах Селим в них не откажет: проси у него".

В одну ночь сделано было нарочитое собрание на пиршество в честь покойного падишаха [994] В «Краткой Истории» сказано: «В одну ночь хан, по татарскому обычаю, учредил пир султану Селиму» (Loco citato). Едва ли это не вернее, чем в Ассебъу-с-сейяр: по крайней мере точнее. . Сборище было, по татарскому обычаю, большущее. На пиру этом Мухаммед-Герай встал на ноги, держа в руках бокал, и говорит: "Селим султан, отцу твоему не долго осталось жить; царствование над Румом твое будет; тебе скоро придется сесть на престол. Если я в ту пору у тебя попрошу нечто, то ты исполни!" — Падишах отвечал: "Что тебе желательно, царевич?" — "Отдай нам во владение находящиеся в кафской области крепости и пристани, и мы их заберем во дни твоего благополучия". — Тогда султан Селим с свойственным ему красноречием соизволил сказать следующее: "Царевич, мы — цари, а не в правилах и не в обычаях царских, да и с исстари действующими законами не сообразно, дарить области и владения: цари земли берут, но никому не дают. Драгоценных камней, серебра, золота, денег, и чего-либо из других царских сокровищ сколько хочешь дано будет; отказа не будет; но только и не хоти земли и владений". — Ханский сын сел, а султан Селим встал и ушел в свою палатку. Тогда Мухаммед-Герай обращается к хану, своему отцу, с укоризною и говорит: "Вот посмотри-ка, что говорит этот шут! Султан Ахмед, с расстояния в два месяца пути, жалует нам области, крепости, шлет владетельные грамоты; а этот, сам будучи у нас в руках, в нашем кулаке, слышал ты какие речи говорит? Этот скверный шут не то чтобы дать нам владения, а еще, если сделается падишахом, так я уверен, и наши-то владения возьмет. Я не упущу случая и захвачу его". Сказав эти слова, он встал. Хан стал его удерживать; ничто не помогло: он пошел собирать войско. Хан был очень огорчен и встревожен поступками его. А при нем был младший сын его по имени Сеъадет-Герай, умный, рассудительный юноша, смышленый, сведущий, сообразительный, совсем еще молодой, розоволицый, розовощекий, лукобровый, светоч приличный трону и короне мира. Хан в ту же ночь привел его и говорит ему: "Сын, я тебя дарю Селим-хану. Власть над царством румским ему подобает. Отцу его осталось не долго жить. Царство ему достанется. Вот брат встал с беседы с ним и ушел, с тем чтобы на утро идти на него с войском. Его цель и намерение не хорошие. Сейчас же спеши к Селим-хану и сегодня же ночью удаляйтесь с нашей земли; как можно скорее переправьтесь на ту сторону реви Узу (Днепра) к Ак-Керману".

В ту же минуту он послал Сеъадет-Герая. Тот в полночь явился к падишаху и изложил слова хана. Как только стало известно положение дел, на р. Узу были приготовлены лодки, и тотчас же живой рукой со всей свитой и челядью до света переправились на ту сторону реки Узу [995] В Кр. Ист. прибавлено, что это случилось в 910 = 1501—1505 году, хотя и неверно. У Сейид-Мухаммед-Ризы вовсе не обозначено времени, когда превзошло описываемое событие. . А Мухаммед-Герай приходит с тридцатью тысячами татар к тому месту, где находился лагерь, и видит, что там уж никого нет, пусто. Подивились и разошлись восвояси. А падишах, поблагодарив Господа за это, спасся. "На этом пункте, — говорит в заключение Мухаммед-Риза, — история Нишанджи достигла окончания: дальше будем писать от себя уже» [996] Семь планет, 82—83. . Но дальше он говорит уже о других делах, не имевших никакого отношения к описанному факту. Автор же «Краткой Истории» прибавляет еще следующее: «Впоследствии времени султан Селим, ставши падишахом, сразился с братом своим султаном Ахметом, который, будучи побежден, бежал, и вышеупомянутый Сеъадет-Герай-султан был отряжен, вместе с Герсек-задэ-Ахмед-пашой, преследовать его; он же сослужил службу, умертвив султана Ахмеда. В мирное и военное время всегда находился в его сообществе; а потом, когда падишахом стал султан Сулейман, он (Сеъадет-Герай) проживал в качестве заложника; впоследствии сделался и ханом» [997] Кр. Ист. л. 30 v. —21т. .

Ясно, что первая редакция, идущая от лица самого Мухаммед-Ризы, имеет целью обелить Менглы-Герая, что будто бы он понимал всю неприличность своих действий по отношению к султану Баязиду, простершему свою внимательность к хану до самоличного его посещения в его собственной резиденции. А в существе дела Менглы-Герай и не был преисполнен особенных чувств признательности, а поступал как расчетливый и сообразительный политик. Как, может быть, в душе он ни был расположен к царствовавшему султану Баязиду, но безнаказанное самовольство сына его Селима, бросившего свой трапезундский пост и поселившегося в кафском виляйете, бывшем под управлением его сына Сулеймана, внушило хану убеждение, что рано или поздно этот энергический человек добьется своего — сделается султаном, устранив своих соперников братьев, несмотря на симпатии отца к среднему из них Ахмеду. Перспектива нажить в будущем султане врага себе слишком была очевидна для Менглы-Герая, чтобы он позволил своему взбалмошному сыну Мухаммед-Гераю затеять рискованное дело захвата и выдачи Селима.

Кроме такой политической дальновидности, заметной в старом Менглы-Герае, им могло руководить в его отношениях к Селиму также и родственное чувство: известно, что Селим был женат между прочим и на дочери Крымского хана, вследствие чего, вероятно, он и величал его в своих грамотах «батюшкой».

Замечательно однако же, что в наших русских документальных источниках не сохранилось известий о таких крупных событиях, как посещение султаном Баязидом Менглы-Герая в столице последнего Бакчэ-Сарае, ни о пребывании в Крыму царевича Селима, столкновение которого с отцом составляет весьма выдающийся факт в тогдашнее время. Это тем более странно, что московский двор при Баязиде завел дипломатические сношения с Оттоманской Портой и очень интересовался этими новыми сношениями [998] Ист. Госуд. Рос, VII: 37. . Узнав, по-видимому нечаянно, о том, что Баязид свержен с престола, великий князь московский отправил посла к новому султану Селиму I с любезным поздравлением в таких выражениях: «Отцы наши жили в братской любви: да будет она и между сыновьями» [999] Ibidem, 38. , игнорируя обстоятельства, при которых совершилось воцарение Селима, и которые показывали, как мало имел цены авторитет или пример отца для Селима, всю жизнь препиравшегося с ним и действовавшего наперекор ему. Так московская дипломатия была наивна, или же только притворялась наивной!