Алексей Смирнов - Несостоявшийся русский царь Карл Филипп, или Шведская интрига Смутного времени

Густаву Адольфу в декабре должно было исполниться 17 лет. Под Рождество на созванном в Нючепинге риксдаге Густава Адольфа, ввиду чрезвычайных обстоятельств, решили признать зрелым и провозгласили королем. Однако и теперь дела в Московии представлялись слишком отдаленными и не требующими срочного решения. Датчане собирались вторгнуться в Швецию в районе Кальмара, на границе обе стороны лихорадочно готовились к сражениям. Нужно было тушить пожар на западе, прежде чем заниматься востоком. Именно обсуждением предстоящей войны с Данией занимались в основном собравшиеся на риксдаг сословия. Когда временное правительство проинформировало депутатов о событиях в Московии на основании докладов Делагарди, ему лишь поручили поступать по собственному усмотрению. Дискуссия о делах на востоке была на этом свернута.

Швеция все еще скорбела о смерти старого монарха, новый король уже принял присягу, и лишь только русские подданные пока еще неизвестно какого царя — Густава Адольфа или Карла Филиппа — пребывали в полном неведении. Делагарди приказал хранить в тайне сообщение об уходе из жизни Карла IX, которое он получил 30 ноября 1611 года. Он опасался, что грандиозное династическое предприятие, сближающее двух исконных соперников, может рассыпаться.

Между тем новгородцы с русской неторопливостью и обстоятельностью готовили большое, в сто человек, посольство в Швецию, которое пустилось в путь на Выборг лишь в конце января 1612 года. Возглавил делегацию архимандрит Юрьевского монастыря Никанор. Воевода Одоевский, первый человек в Новгороде, порывался лично поехать в Стокгольм, но Делагарди не решился с ним расстаться, боясь запутаться в сложном городском управлении. В приговоре новгородских сословий, врученном посольству для передачи королю Швеции, приглашение одного из принцев на русский престол подкреплялось решением ополчения от 23 июня 1611 года и объяснялось исторической традицией: «…А прежние государи наши, и корень их царский от их же варяжского княжения, от Рюрика».

После переезда границы и на протяжении всего пути через Финляндию посольство оберегали от неприятной новости о том, что король скончался три месяца назад. Русским не разрешали на стоянках выходить из отведенных для них помещений, а круг общения их переводчиков ограничили только специально проинструктированными лицами. Важно было, чтобы никто из посольства не услышал траурного колокольного звона в церквях. Задача была выполнена. За время всего пути по Финляндии посольство не узнало о трагическом событии и не повернуло назад, в Новгород, для получения новых инструкций. Обгоняя медленно двигавшийся по заснеженным финским лесам санный поезд с русскими посланцами, в Швецию мчались курьеры Делагарди с письмами, которые он в последних числах декабря 1611 года написал Густаву Адольфу, королеве Кристине, канцлеру Акселю Оксеншерне, члену королевского совета Хенрику Горну и двум влиятельным чиновникам королевской канцелярии — Нильсу Чеснекоперусу и Эрику Эльфссону. Делагарди убеждал своих адресатов незамедлительно послать в Выборг принца Карла Филиппа, чтобы он своей близостью к границе внушил русским веру в добрые намерения Швеции. В крайнем случае следовало послать в Новгород комиссаров, уполномоченных подтвердить договор об избрании шведского принца в цари. Русские не должны были подумать, что шведы, подобно полякам, обманут их в данных обещаниях.

Но сколько больших дел рассыпалось из-за мелких недоразумений! Неотесанные новгородские послы со своими грубыми манерами наверняка произведут неблагоприятное впечатление при дворе, и королева Кристина может побояться отпустить сына править этими варварами. Увы, Делагарди не оставалось ничего другого, как заранее подготовить Стокгольм к грубости русских и понадеяться на снисходительность своих адресатов. В послании Чеснекоперусу и Эльфссону он просит оказывать честь всем членам посольства, включая входящих в него двух гостей (богатых купцов, которым было разрешено вести зарубежную торговлю), и простить русским их непривычное для европейцев поведение, поскольку они «невоспитанный народ и незнакомы с традициями и обычаями чужих стран, как и с порядком ведения дипломатических переговоров»…

Латто Яакко — Ленивый Яакко, — как прозвали Делагарди финские солдаты за его склонность к сибаритству, проявил накануне отправки посольства невиданную для себя работоспособность, бомбардируя Швецию письмами. Можно представить, в каком возбуждении пребывал основатель новой царской династии, если пошел на невиданный для себя административный подвиг, написав шесть писем за неделю! Пятнадцать лет спустя, уже занимая престижную должность генерал-губернатора Лифляндии, Делагарди мог молчать по нескольку месяцев, неоднократно вызывая нарекания короля. «Граф Якоб в своем делопроизводстве и переписке несколько замедлен», — раздраженно писал Густав Адольф канцлеру Акселю Оксеншерне, другу и покровителю Делагарди.

Впрочем, понять нерадивого чиновника было можно: в России он делал историю, а в Лифляндии речь шла всего лишь о карьере.

Было бы большим преувеличением утверждать, что династические планы, которые шлифовал в далеком Новгороде Делагарди, были встречены в Стокгольме с энтузиазмом. И члены Государственного совета, и сам Густав Адольф питали множество сомнений по поводу перспективы восшествия на русский престол Карла Филиппа. Новгородские послы уже называли одиннадцатилетнего принца на русский манер Карлом Филиппом Карловичем и высказывали уверенность, что он перейдет в «истинную греческую веру». Однако это было совершенно исключено для Швеции, где православие считали фальшивой религией и пасторское сословие надеялось когда-нибудь привести заблудших овец — русских язычников — в свой загон. Это убеждение было распространено и среди шведских военачальников, занимавшихся по долгу службы русскими делами. Один из них, комендант Кексгольма Тонне Йоранссон, сообщал с солдатской прямотой в 1612 году в одном из писем, что в его задачу входило научить язычников верности шведским господам.

Шведская религиозная нетерпимость была ничуть не меньше московитской. Незадолго до описываемых событий, на риксдаге 1604 года в Нючепинге, сословия постановили, что в королевстве не может быть места ни для какой другой веры, кроме лютеранской, а тот, кто от нее отпадет, будет наказан лишением поместий и ссылкой, «чтобы у него не появилась возможность изливать свой яд». Совершенно очевидно, что переход Карла Филиппа в православие мог вызвать внутренние потрясения в Швеции с непредсказуемыми последствиями.