Вениамин Рудов - Последний зов

Река еще кипела от взрывов гранат, всплесков барахтающихся вражеских десантников, ударов весел и ливня пуль, но десантные лодки и плотики, значительно поредев, теперь поспешно убирались вспять, даже не достигнув середины реки.

Первая атака врага захлебнулась.

"Дегтярь" в руках Новикова, еще раз задрожав в длинной визжащей очереди, смолк. Отвалился от приклада своего автомата Ведерников, обернул к отделенному потное, в потеках гари, возбужденное лицо с пожелтевшими оспинами на щеках и на лбу, но тут же снова припал к автомату, ничего не сказав, и стал посылать на тот берег короткие очереди.

По траншее к Новикову подбежал Миронюк. Простоволосый, тоже в потеках гари, радостно сияющий, еще издали крикнул:

- Далы жару гамнюкам!.. Во далы так далы. Тэпэр довго нэ сунутся, засраньцi. Закурыть е, младшый сержант?

- Не курю.

- Та в мэнэ самого е, - рассмеялся Миронюк. - То я так, про запас, як кажуць. - Он принялся сворачивать цигарку. - Ты як сэбэ чувствуешь?

- Нормально. - Новиков обратил взгляд к горящей комендатуре, где продолжал клубиться изжелта-белый дым и вырывались языки пламени.

- Почэкай, почэкай, нашi прыйдуць, отi врiжуць так врiжуць, отi жару дадуць. - Миронюк задрал голову кверху, в ту сторону, куда смотрел Новиков, но значительно выше - к небу. - Нашi лiтакы йдуць. Чуешь?

С востока нарастал мощный гул самолетов.

- Смотайся в комендатуру, посмотри, что там, - сдавленно сказал Новиков, не глядя в сразу помрачневшее лицо пограничника.

- Зараз, трохы покурю... Мо ты закурыш?

- Давай, Миронюк, быстро!

- Щэ разок затягнусь.

Миронюк явно медлил - долго прятал спички, почему-то засовывая коробок в карман гимнастерки, втягивал в себя махорочный дым медленными затяжками, всякий раз пригибаясь к земле, когда поблизости взвизгивали осколки мин или пуль, - противник продолжал обстреливать правый берег реки, и пальба становилась все сильнее, вызвав ответный огонь пограничников.

- Долго куришь, - недобрым голосом сказал Новиков. - Кончай волынить. Живо на заставу!

Миронюк дернулся, бросил окурок.

- Нэ можу, - посмотрел в лицо Новикову тоскующими глазами. - Нэ можу, младший сержант. Що хочэшь робы, хоть на смэрть посылай, я готовый... А туды не можу. Там, мабуть, дiты погорiлы...

- Не можешь?! Ведерников, а ну, вы давайте.

Ведерников сорвался с места, не дожидаясь повторного приказания, побежал к заставе, пригибаясь, лавируя между кустов. Серия минных разрывов вспыхнула значительно впереди него, подняла в воздух пешеходный мостик через ручей, разбив его вдребезги. Ведерников плюхнулся, где стоял, стал отползать в сторону, к стожку сена, быстро перебирая руками и ногами.

Пук ракет ударил по соседнему стожку и зажег его. Сухое сено, собранное в пятницу после просушки и еще не свезенное на хозяйственный двор, задымилось и вспыхнуло ярким факелом.

Между тем огневой вал в районе Белого озера неожиданно переместился на береговую линию обороны, первые снаряды разорвались в реке, в воздухе возникли фонтаны грязной воды, во все стороны с воем и свистом брызнула галька.

Миронюк спрыгнул в траншею и уже оттуда, задрав кверху голову, прокричал:

- Нашi лэцяць!

Сквозь грохот разрывов слышался ровный и мощный гул авиационных моторов; он нарастал непрекращающимся громом и вскоре заглушил разрывы снарядов, вобрал в себя все другие звуки разгоравшегося с новой силой артиллерийского налета - возвращались с бомбежки немецкие самолеты: волна за волной шли "юнкерсы" под прикрытием истребителей, шли победно и безнаказанно, и от грохота содрогалась земля.

Стремительно увеличиваясь в размерах, от Бялой Подляски неслась девятка "мессеров", над рекой разделились и, не набирая высоты, пошли вдоль траншеи, прошивая ее пулеметным огнем.

С грохотом рвались снаряды и мины, воздух наполнился визгом и воем, узкая прибрежная полоса вздыбилась фонтанами песка, галечника, глыбами вывороченной земли - немцы набросились на нее всей своей огневой мощью.

За огневым валом вражеская пехота возобновила переправу через границу, несколько лодок достигло советского берега, с них стали высаживаться с автоматами наперевес немецкие пехотинцы.

И тогда из полузасыпанных траншей и обрушенных окопов навстречу врагу поднялись врукопашную уцелевшие пограничники.

14

"...По пути в комендатуру я встретил двух бойцов 15-й

заставы, которые доложили, что пытались попасть в подразделение,

но не смогли, потому что застава вела бой в окружении. В районе,

где я находился, расположились в обороне полки 75-й стрелковой

дивизии. Я встретился с комдивом, генерал-майором Недвигой...

просил оказать помощь окруженным подразделениям. Генерал ответил:

"Разобьем противника перед фронтом дивизии, а потом поможем

пограничникам". Этого не случилось...

Командуя 220-м погранполком, я окончил войну. После

освобождения Белоруссии был на местах, где находились застава и

комендатура. Я увидел груды развалин. От местных жителей узнал,

что все пограничники застав и комендатуры, находясь в окружении

войск противника, в течение суток упорно сражались и почти все

погибли смертью храбрых. Кроме личного состава застав и

комендатуры много погибло семей офицеров-пограничников, в том

числе мои жена, дочь 5-ти лет и сын 2-х лет..."

(Свидетельство П.Яценко)

Истребители "проутюжили" прибрежную полосу. Волна за волной они пронеслись вдоль жиденькой линии обороны, на которой уцелели одиночные пограничники, расстреляли боезапас и безнаказанно улетели на Бялую Подляску, будто возвращались с тренировочного полета.

Артиллерийский обстрел не стихал, становился плотнее. Снаряды рвались так густо, как если бы враг задался целью перепахать всю эту землю. В клокочущем месиве земли, огня и металла рвалось, горело, визжало; все пространство между рекой и линией обороны превратилось в завесу огня полыхали стоявшие в ряд копны пересохшего сена, курились подожженные кусты и торфяник, небо закрыл смрадный дым, и ветер нес хлопья черного пепла, устилая им все окрест.

Пока длился артиллерийский налет, Новиков лежал под защитой дуба в относительной безопасности. Натерпевшись страху в самом начале, пережив первый удар и познав первую радость победы, он готовился к отражению очередной переправы, ждал ответных ударов своих пушек и самолетов, которые, несомненно, вот-вот помогут. С возвышенности ему был виден окоп, где со своим "дегтярем" примостился Быкалюк. Иван пригнул голову, будто прислушивался к тому, что творилось снаружи. Ближе к дубу в траншее сидел Миронюк, тоже пережидая артналет. Он то и дело выглядывал из траншеи, обнаруживая свое нетерпение скорее выбраться наверх.