Николай Рыбалкин - Воспоминания

- Это опять маскироваться? Не хочу. Мне надоело бояться, Коля. Пойдем просто так, куда-нибудь.

Мы обогнули озеро. Небольшое, почти совершенно круглое, с лодочной станцией и мостками, оно было такое окультуренное, с такими выровненными, сглаженными берегами, что скорее походило на искусственно сооруженный бассейн, чем на озеро. Сразу за ним был лестничный подъём на проспект с многоэтажными домами, трамвайной линией и автострадой. Собственно, это была центральная часть Вайсеензее. Я предложил Юле зайти в пивную, где мы с Ефимом и Олегом однажды ели салат. Теперь здесь салат не давали, однако тёмное сладкое пиво получить было можно. Но Юлейка опять отрицательно покачала головой. Тогда мне пришла мысль, куда ее повезти. Мы прошли до Антонплаца, и тут, взяв Юлю за руку, я вскочил вместе с ней в подошедший к остановке трамвай, идущий в центр города.

- А куда мы едем? - тихо спросила Юля, когда мы встали в уголке тамбура у окна.

- Куда-нибудь, - сказал я её словами.

...На обратном пути мы сошли с трамвая у кинотеатра "Дельфи". Здесь на скрещении нескольких улиц на площадке у табачного киоска находилась Юлина омнибусная остановка, у которой уже стояло человек десять немцев, женщин и мужчин. Мы встали чуть в сторонке от них, чтобы можно было перекинуться парой слов, не выдавая того, что мы русские.

- С зоопарком - это ты хорошо придумал, - тронула меня за руку Юля. Спасибо тебе.

- Да я здесь не при чем.

- Нет, при чем. И вообще, хорошо, что я тебя встретила.

К остановке тихо подкатил омнибус, большой двухэтажный автобус,

- Ладно, Коленька, до свидания. Я приеду, - тихо сказала она, направляясь к омнибусу, в просторном чреве которого уже один за одним исчезали ожидавшие его немцы.

- Нет, теперь ты так просто не исчезнешь. - Я подтолкнул Юлю на ступеньку и вскочил вслед за нею в автобус. Дверь тут же закрылась. Юля, обернувшись, с немым вопросом взглянула на меня. "Всё в порядке", - также одними лишь глазами сказал я ей. За стеклами уже замелькали стены и окна домов, стволы деревьев. Старик-кондуктор, двигаясь между рядов, продавал билеты.

- Цвай карте бис Шёнесдорф (Два билета до Шёнесдорфа -(нем.) прим. редакции), - сказал я, достав из кармана очередную трешку.

Кондуктор отсчитал сдачу, вместе с билетами положил мне её в ладонь и показал нам на лестницу, ведущую на верхний этаж:

- Гейт нах обэн! Ир зайд дох юнг (Лезьте наверх! Вы же молодые - (нем) прим. редакции).

Не знаю, понимал ли старик, какую услугу нам оказал, послав нас наверх. Здесь не было ни одного человека, садись на любое место, и никто на тебя не будет зевать.

За окнами после высоких городских домов пошли дома окраинные, двух и одноэтажные, а затем потянулись поля с ровными зелеными рядами посадок брюквы и свеклы.

- Ты поедешь со мной до конца? - всё ещё с некоторым удивлением спросила Юля.

- Ага, до самого Циппелева дома.

- До Циппелева не надо, Коля, - попросила Юля. От упоминания имени её хозяина она как-то сразу поскучнела.

- Но хоть издали увидеть, где ты обитаешь, можно?

- Можно, только ты на моей остановке не сходи.

- Почему?

- Ну я прошу.

- Хорошо, сойду на следующей.

- Нет, правда, Коля, ты не обижайся.

- Да что ты! Как хочешь, так и сделаю.

- Я не хочу, но ты понимаешь, что это за человек. Сейчас сойдёшь с автобуса, а он, возможно, уже поджидает, А если еще увидит с тобой, тогда все... Недавно Веру Иваницкую заметил на улице с французом, так догнал на велосипеде и ударил ее по лицу. А потом отвёл в чулан и запер.

- Он что, может, мешком накрытый?

- Татьяна говорит, что у него идея фикс. Как только увидит кого из наших с парнем, сразу звереет. "Ферботен!" Для русских у него всё ферботен.

- Черт знает что! Получается, что напрасно мы с тобой встретились? Мне к тебе приезжать нельзя, тебе тоже, выходит, лучше не высовываться.

- Глупый ты, - улыбнулась Юлейка. - Ничего вы, мальчишки, не понимаете. После той встречи мы не виделись больше полгода, но все это время я знала, что совсем недалеко на Вайссензее существует Коляджамбу. С которым мы когда-то сидели за одной партой. И который так терпеливо слушал моё музицирование. Тебе этого мало?

- Не обо мне речь.

Юля опять с улыбкой взглянула на меня. Удивительная у девчонок бывает улыбка! Раньше я этого не замечая. Как солнечный просвет сквозь облака в ненастье.

- А у тебя что, нет здесь хороших подруг? А Татьяна? - Татьяна мне ближе других, но у нее самая близкая Вера Иваницкая. Они вместе ещё с Одессы.

- Они одесситки?

- Да.

Брюквенные и картофельные поля перемежались с подступавшими к дороге жилыми строениями. Омнибус делал остановки, внизу выходили и садились пассажиры, но наверх никто не поднимался. При въезде в широкую улицу с добротными кирпичными домами и садиками во дворах Юля встала.

- Сейчас будет твоя остановка? - спросил я. Она кивнула.

- Но ты хоть скажи, в каком доме ты там обитаешь.

- Через квартал, где я сейчас сойду, на углу справа ты увидишь двухэтажный дом. Он приметный: нижний этаж по обе стороны от входа облицован синей плиткой. Это пивная Циппелей, сами они живут наверху

- А вы?

- А мы за домом в каменном сарае. Там есть калитка из проулка. Автобус, уже тормозя, сбавил ход. Юля коснулась моей руки и пошла к лестнице.

- Я к тебе скоро приеду, - сказала она опять. - Если, конечно, ничего не случится.

А что может случиться, хотел я спросить, но Юля уже сбежала вниз. Я прильнул к окну. Выйдя на тротуар, она обернулась и, держа руку у груди, скрытно, только кончиками пальцев помахала мне. Автобус тронулся, и Юля осталась позади.

Через квартал я увидел приметный дом Циппеля с его синей кафельной облицовкой по нижнему этажу и нарисованной пивной кружкой в простенке между окон. На ступеньках перед дверью стоял немец лет пятидесяти в военном мундире, По-видимому, это и был Циппель. Юля упоминала, что Циппель еще в прошлую войну был каким-то ефрейтором и теперь по воскресеньям надевал военную форму.

На следующей остановке я пересел на встречный омнибус и вернулся в лагерь.

Теперь Юля постоянно присутствовала у меня в голове. Вспоминались ее улыбка, глаза, то грустные, то осветившиеся короткой радостью. Очень хотелось снова увидеть её, и я жалел, что мы не договорились хотя бы о мимолетной встрече на автобусной остановке, если уж мне нельзя появиться возле дома ее хозяина. Я даже мог бы не сходить с омнибуса, в условленный день и час она вышла бы к дороге, а я проехал мимо, и мы обменялись бы взглядами. Главное, только бы удостовериться, что с нею ничего не случилось. Мне казалось, что Юля чего-то ещё не сказала мне. Как при первой встрече, так и на этот раз я снова почувствовал в ней какую-то внутреннюю напряженность, чего раньше дома я в ней не замечал. Я прекрасно помнил, как непринужденно и просто Юля держалась с первого же дня появления в нашем классе и как легко вошла в наш мальчишеский кружок. Мы тогда уже занимались не в школе, а на квартире Архиповых, и девчонки вместе с хозяйкой в небольшой, гостиной комнате, где стояло пианино и проходили наши уроки, устроили по какому-то случаю небольшой вечер с чаем и художественной самодеятельностью. Васька Чанский и Женька Симонов представляли скопированную с плаката пантомиму, в которой Чанский изображал Гитлера, убегающего от Москвы с отмороженными ушами, а Симонов в пилотке с красной звездой давал ему пинка под зад. Я прочёл наизусть "Злоумышленника" Чехова, а Юля, сев за пианино, так сыграла "Турецкий марш" Моцарта, а потом ещё несколько вещей из классики, что всех нас очень удивила. Потому как ожидали мы услышать нечто обычное школярское, а услышали игру высшего класса. Лилька Архипова в тот вечер тоже аккуратно отстукала вызубренную пьесу, и Ольга Михайловна, решив как учительница немецкого спеть нам "Роте сарафан", русский романс на немецком языке, также сама аккомпанировала себе на пианино, но обеим им до Юльки было далеко. И дело не только в том, что у Юли чувствовалась настоящая школа, она с раннего детства получала уроки сначала у своего отца, профессионального пианиста, потом несколько лет училась в музыкальном училище, но в ней было еще что-то артистическое. Она играла свободно, увлеченно, заразительно. После я слушал, её еще несколько раз, впечатление оставалось всё то же. И теперь вспоминая ее игру, я думал, что не будь этой войны, как знать, Юлейка, очень возможно, уже была бы известной пианисткой. Но нам, увы, здорово не повезло.