Джули Федор - Традиции чекистов от Ленина до Путина. Культ государственной безопасности

Проект был близок авторам сценария и режиссеру. Режиссер Борис Волчек, выступив инициатором создания этой картины, собрал команду сценаристов, которые написали сценарий еще до заключения соглашения с «Мосфильмом», — такой подход в те времена был необычен, он свидетельствовал об исключительной преданности авторов проекту. Энтузиазм съемочной группы (по меньшей мере первоначальный) определенно объяснялся тем, что фильм давал возможности осудить Большой террор и предложить свежую версию того, как он возник.

Проект был также близок органам госбезопасности. Сказанные коллегам в декабре 1962 года слова Волчека о том, что сценарием заинтересовались «достаточно солидные организации», безусловно, относились к КГБ [360] РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1391, л. 62. . Более того, один из авторов сценария, Александр Лукин, сам в прошлом был чекистом (в дальнейшем он напишет и другие сценарии, статьи и книги на чекистскую тематику) [361] Лукин служил в известном партизанском отряде «Победители» Дмитрия Медведева. Он написал большое количество статей о чекистах, включая «Валя казачка» (Огонек. 1965. 17 января. № 3. С. 10-11), «Операция "Дальний прыжок"» (Огонек. 1965.15 августа. № 33. С. 25-27; 1965.22 августа. № 34. С. 25-27). Его книга «Чекисты», написанная в соавторстве, была рекомендована для тренировки пограничников в 1967 году; Стенин А. Родине верные. С. 34. Лукин позднее, в 1970-е годы был приглашен на работу в Пресс-бюро КГБ; Кононенко И. От Пресс-бюро КГБ СССР до ЦОС ФСБ России. С. 9. Он написал сценарий для фильма 1967 года «Сильные духом» о герое-разведчике Николае Кузнецове, который был одним из подчиненных Лукина во время войны. .

Во всех черновиках сценария фильма встречаются написанные от руки замечания идеологического характера. Так, в первой версии сценария в самом начале фильма голос за кадром должен был произносить такие слова: «Итак, апрельской ночью 1918 года Алексей покинул родной город. Тогда в его сердце не было ни великой ненависти, ни великой любви. Только слепая мальчишеская вера в революцию». Кто-то подчеркнул слова «слепая мальчишеская вера» и написал на полях: «Почему слепая?» [362] РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1573, л. 16.

Самые радикальные исправления сделаны в стенограмме майской встречи 1962 года: вырвана целая страница. Эта спорная страница привлекла наше внимание, когда мы прочитали оригинальный черновик стенограммы. В частности, нас потрясли размышления еще одного выступающего, Вольпина [363] Инициалы нечеткие, но, скорее всего, это сценарист Михаил Вольпин, сидевший в тюрьме в эпоху Сталина. , поскольку они далеко выходили за границы идеологической приемлемости. Вольпин задал риторический вопрос: «Что говорили о чекистах в те времена? Как жители Заречья представляли себе чекистов?» и продолжил: «Чекисты считались агрессивными расстрельщиками, фанатичными бандитами [364] Советское понятие «расстрел» очень специфично, и его сложно перевести. Чтобы понять, что это такое, см.: Гусейнов Г. Идеологема «расстрел» // Отечественные записки. 2002. № 3. . А здесь Дина встречает настоящего чекиста, старается соблазнить его, но мы-то должны показать, как ей страшно» [365] РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1371, л. 28; удаленный из д. 1372, хотя нумерация страниц оригинала не была соответственно изменена. . Неудивительно, что кто-то решил вырвать всю страницу — хотя этот шаг все равно оказался бесполезным, поскольку обе версии стенограммы попали в архив.

Тогда как недопустимыми были заявления о том, что население боялось чекистов, в отредактированных стенограммах все же содержались утверждения о ЧК, которые показались бы почти скандальными в брежневскую эпоху, но считались приемлемыми в начале 1960-х, раз их решили оставить в стенограммах. Самыми поразительными и, пожалуй, неожиданными кажутся попытки проследить связь между «плохими» чекистами эпохи Дзержинского и тем типом чекистов, которые в конце концов пришли к власти в НКВД и осуществили массовые убийства 1937-1938 годов. Эта тема сквозной линией проходит через все обсуждения, связанные с личностью Илларионова; к ней мы сейчас и обратимся.

На встречах худсовета в мае и июне 1962 года неоднократно подчеркивалось, что Илларионов задумывался как «прообраз той банды, которая существовала позже, во времена Ежова и Берии» [366] РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1371, л. 25. , как «зародыш будущих искажений» в деятельности чекистов [367] РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1371, л. 27. . В одном месте Поляновский, один из авторов сценария, утверждает даже: «Его [Илларионова] нужно судить. Если бы мы осудили его, все было бы иначе, 1937-го бы не было» [368] РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1391, л. 56. .

В фильме Илларионов — второстепенный персонаж, он появляется на экране не слишком часто и ненадолго. Однако худсовет обсуждал его гораздо дольше, чем всех остальных героев киноленты. В материалах дела постоянно повторяется, что Илларионов — это «самый важный» и вместе с тем «самый сложный» персонаж фильма [369] См. для примера: РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1402, л. 35. . Все потому, что он символизирует Большой террор — события, которые явно не упоминаются в фильме, но являются подтекстом многих действий, по крайней мере в ранних вариантах киносценария.

Ввиду такого «багажа» Илларионова сложно было создать и определить его характер. Все члены худсовета прекрасно осознавали, насколько неоднозначной и трудной в те времена была тема ЧК. Они несколько раз заявляли, что создать такой фильм о ЧК в текущей обстановке просто немыслимо [370] См. для примера: РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1391, л. 31. . В обсуждениях они часто упоминали о «современных отголосках» фильма и о психологической невозможности рассматривать ЧК вне связи с Большим террором [371] См. для примера: РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1382, л. 35. . Они утверждали: «Это очень ответственное дело — снимать сейчас картину о ЧК» [372] РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1391, л. 42. .

Авторы надеялись, что благодаря намекам на Большой террор и его корни этот фильм станет новой страницей в советском кинематографе. В июле 1962 года Поляновский объяснял: «Мы считали, что действуем смело, поскольку в кинематографии до сих пор не было [героев вроде Илларионова], если не считать милиционера из фильма "Дело Румянцева" [373] Фильм «Дело Румянцева» (реж. И. Хейфиц, 1956), где речь идет о невиновном человеке, которого несправедливо посадили в тюрьму, был первым советским фильмом, показывающим, что правоохранительные органы могут ошибиться, хотя он и не касался КГБ или Большого террора; см.: Dmitry Shlapentokh, and Vladimir Shlapentokh Soviet Cinematography, 1918-1991: Ideological Conflict and Social Reality. New York: Walter de Gruyter, 1993. P. 134. . Нам еще не встречались такие персонажи в органах власти. Поэтому этот образ [Илларионова] дорог нам своей новизной» [374] РГАЛИ, ф. 2453, on. 4, д. 1382, л. 36-7. .