Генрих Шлиман - Илион. Город и страна троянцев. Том 1

Мою теорию, согласно которой Скамандр после его слияния с Симоентом впадал в Геллеспонт к востоку от греческого лагеря, горячо защищал еще в 1852 году покойный даровитый исследователь Юлиус Браун в своей ученой диссертации «Гомер и его время» [250]. В. Крист [251]тем не менее полагает, что Скамандр должен был протекать к западу от греческого лагеря, поскольку все основные сражения происходили на долине между Скамандром и Симоентом, где армии преследовали друг друга то до города, то до кораблей, причем ничего не упоминалось о том, чтобы им приходилось переходить реку. Но Гомер был эпическим поэтом, а не историком: он пишет с поэтической вольностью, а не с мелочной аккуратностью географа, и мы должны быть благодарны ему за то, что он дал нам общее понятие о топографии долины. Из цитированных выше пассажей, где упоминается брод через Скамандр, очевидно, что, чтобы добраться до греческого лагеря, нужно было пересечь реку, слева от которой он находился. Поэт далее мельком упоминает [252]слияние Симоента и Скамандра непосредственно перед Троей; он неоднократно и весьма подробно описывает основные сражения, которые происходят на долине между двумя реками и городом; однако требовать от него описания того, каким же образом армии переходили через Скамандр, – это, думаю я, требовать слишком много от эпического поэта. Пассаж, на который ссылается В. Крист [253], может означать только долину между Скамандром, Симоентом и Троей. В уже процитированном пассаже [254]говорится, что греческие корабли заполняют весь берег между двумя мысами – Сигеем и Ретием. Однако то же самое можно было бы сказать и о лагере, который простирался от мыса Сигей на восток и был отделен от противоположного мыса только течением реки.

Гомеровские эпитеты Скамандра – ἠϊόεις [255], что означает «с высоким берегом», от ἠϊών (это слово Гомер использует только применительно к морскому берегу), ἑΰῤῥοος («прекрасно текущий») [256]; δινήεις («пучинный») [257]; μέγας ποταμὸς βαθυδίνης («поток быстроводный, глубокопучинный») [258]; βαθύῤῥοος ἀργυροδίνης («серебристопучинный, глубокотекущий») [259]; ἑΰῤῥοος ἀργυροδίνης («могучий поток, серебристопучинный») [260], διος («священный») [261]. Его берега были отвесны и высоки [262], и ему приносили в жертву живых быков и «коней звуконогих» [263]. Говорили, что Скамандр рожден Зевсом [264], и в Трое у него был свой жрец, которого люди посещали как бога [265]: это заставляет нас предполагать, что у речного божества был храм или по меньшей мере алтарь в городе. Боги называли его Ксанфом, и он присутствовал в собрании богов на Олимпе [266]; он принимал участие в сражении богов перед Троей [267]; он производил страшные наводнения [268]; и, как и сегодня, его берега были в изобилии покрыты вязами, ивами, тамарисками, лотосом, камышом и кипреем [269].

Я могу добавить, что ничто, как мне кажется, не показывает лучше то огромное значение, которое имела для троянцев эта река, и то почитание, которое они ей оказывали, чем тот факт, что Гектор, могущественнейший герой Илиона, сравнивает самого себя со Скамандром и дает своему сыну Астианакту имя Скамандрий, то есть «скамандриец» [270].

Геродот говорит, что, когда армии Ксеркса достигли Скамандра, это была первая река, которую они пересекли с тех пор, как оставили Сарды, где воды им не хватило: ее было недостаточно, чтобы удовлетворить жажду людей и скота; затем персидский монарх поднялся в Пергам Приама [271], чтобы посмотреть на него. В рассказе Геродота, судя по всему, нет преувеличения: ибо, хотя в Скамандре много воды зимой и весной, в сухой сезон он обычно превращается в очень тонкий и мелкий ручей. Я видел это множество раз, и последний раз в сентябре и октябре 1878 года: он так высох, что на всей Троянской долине вообще не было потока – фактически ничего, кроме луж стоячей воды. Это случается отнюдь не редко: именно жители деревень Калифатли, Ени-Шехр и Ени-Кей уверяли меня, что в сухое лето, в среднем раз в три года, в августе и сентябре в реке на Троянской долине вообще нет проточной воды. Они также уверили меня в том, что это всегда случается поздним летом или осенью, если в апреле или мае в горах Иды шли обильные дожди, которые растопили снег, а за этим следовала долгая засуха. Если армия Ксеркса подошла к Скамандру именно в такой момент, то неудивительно, что воды для людей и животных не хватило. Такое положение Скамандра описано с некоторыми преувеличениями у Лукана, который говорит, что Цезарь пересек излучину Ксанфа по сухому песку, сам того не заметив, и безопасно переставлял ноги среди высокой травы [272].

Во времена римского географа Помпония Мелы, который жил в царствование императора Клавдия (41–54 н. э.), также считалось, что Скамандр и Симоент не имеют никакого другого значения, кроме воспоминаний о связанных с ними событиях; ибо, говоря о них, он замечает: «Реки, великие скорее своею славой, чем по природе» («Fama quam natura majora flumina») [273]. Это весьма справедливое замечание сильно контрастирует с утверждением Плиния [274], который двадцать пять или тридцать лет спустя, сообщая о том, что он видел со своего корабля, проплывая мимо побережья Троады, говорит о Скамандре как о «судоходной реке». Назвать Скамандр «судоходной рекой» кажется злой шуткой, поскольку даже зимой он не судоходен и для маленьких лодок из-за сильного течения и множества отмелей. Кроме того, римский натуралист совершает еще одну очевидную ошибку, говоря о Ксанфе и Скамандре как о двух разных реках и упоминая, кроме того, еще и Палескамандр. Ученые, которые никогда не посещали Троаду, постоянно утверждают, что, поскольку Плиний говорит о судоходном Скамандре перед мысом Сигей, он не может иметь в виду ничего другого, кроме искусственного канала, через который часть вод речушки, именуемой Бунарбаши-Су, втекает в залив Бесика. Ширина этого канала, однако, составляет только от 13 до 20 футов, а глубина – от 1 до 4 футов; но у устья она еще меньше. Таким образом, было бы просто издевательством называть это «судоходной рекой». Здесь я совершенно согласен с профессором Вирховом в том, что Плиний под Скамандром не мог иметь в виду ничего другого, кроме современного Скамандра, а под «Ксанфом, соединенным с Симоентом» – Калифатли-Асмак, в который все еще впадает Симоент и русло которого, как мы уже объясняли, идентично руслу древнего Скамандра, и, наконец, под Палескамандром – Ин-Тепе-Асмак: через это русло древний Скамандр некогда впадал в Геллеспонт рядом с мысом Сигей [275].

(d) Ин-Тепе-Асмак [276]«течет вдоль восточной границы долины параллельной линией с хребтом Ретия и впадает в Геллеспонт на расстоянии примерно 600 футов к северу от Ин-Тепе, кургана, приписываемого Аяксу. Согласно Акербладу [277]и Форххаммеру [278], местные жители называют устье Ин-Тепе-Асмака Каранлык-Лимани (порт Каранлыка; это слово означает «тьма»). Однако это неверно, так как этим названием обозначается не устье Ин-Тепе-Асмака, но небольшая бухта или ручей непосредственно к востоку от выдающегося перешейка Ретия; она окружена напоминающей вал оградой гребня третичного хребта и, таким образом, очень хорошо спрятана; отсюда и ее название. Здесь, как я уже говорил, я всегда принимал свои утренние ванны в темноте [279*]. Макларен [280]считает, что устье Ин-Тепе-Асмака идентично с «портом ахейцев», упомянутым многими древними авторами [281]. Это устье отделено от Геллеспонта широкой и плоской песчаной насыпью, которая (как считает профессор Вирхов) имеет длину 230 шагов и которая на восточной стороне связана с выдающимся перешейком Ретия. От его устья до моста [282], длина которого равна 72 шагам, Ин-Тепе-Асмак становится довольно большой рекой. Он сохраняет свою длину на некотором расстоянии, однако его отмели и берега покрыты более богатой растительностью; его очень твердые и острые камыши становятся выше и толще; то тут, то там среди них пропускает свои длинные побеги дикий виноград (Vitis vinifera); высокие поросли асфоделей и ароматной артемизии занимают более высокие и сухие места. Примерно в 50 шагах выше моста открытый поток воды в русле становится узким и вскоре исчезает среди пышной растительности – тростника, камышей и рогоза. Он снова появляется то тут, то там, однако покрыт при этом густой вуалью водяных лютиков. Еще дальше в речном потоке можно видеть более или менее длинные островки, отчасти покрытые растительностью, а также массы почвы, выдающиеся в реку от берегов, которые здесь выше, так что ширина русла совершенно не соответствует ширине водяного потока. Примерно в десяти минутах ходьбы над первым мостом находится второй каменный мост, но он короткий и низкий. Вскоре после этого поток воды виден только в небольшой канавке; наконец, он окончательно запруживается кустарниками и более твердой почвой. Это происходит несколько ниже возвышенности, которая выдается из юго-восточной стороны Ретия и которую легко распознать по нескольким овчарням, которые стоят на ней и которые принадлежат деревне Кум-Кей. Здесь древнее ложе реки, которое легко распознать по его наклонным берегам, все еще имеет ширину 42 фута, однако оно совершенно сухое: только на его правой стороне имеется похожее на канаву русло шириной от 4 до 5 футов, в котором нет течения. Оно все еще имеет в разрезе форму чаши, но поверхность его неровная, местами слегка холмистая, и в основном оно чуть выше в центре, чем по бокам. Оно покрыто травой, перемешанной с клевером (λωτός) и множеством голубых цветков гинандририса; то тут, то там еще встречаются густые заросли тростников. Чуть дальше выше по склону русло еще более заполнено, и на другой стороне уже упомянутой возвышенности старое русло уже нельзя ясно различить». Далее профессор Вирхов пишет: «Я описал характер Ин-Тепе-Асмака так полно, чтобы положить конец неопределенности касательно протяженности, характера и связей этой реки. Из этого описания видно, что в настоящее время этот Асмак представляет собой мертвое, стоячее русло, верхняя часть которого все более и более зарастает и нижняя часть остается открытой только благодаря воде из Геллеспонта. Этот поток уже не дает, но принимает в себя воду (то есть является заливом-Inwike). Вода, которую он получает, за исключением периода разливов, может быть только дождевой водой».