Павел Милюков - История второй русской революции

В воспоминаниях В. Н. Львова имеется указание, что приблизительно в это время Керенский, «проходя мимо меня, как-то быстро проговорил: «Теперь мне надо быть верховным главнокомандующим».

Нужно вспомнить, что 14 сентября Керенский перед демократическим совещанием в тех же самых выражениях излагал свои возражения не то тем, кто ему грозил переворотом, не то тем, кто еще в июне 1917 г. предлагал устроить переворот ему самому (см. ниже).

Летом 1921 г. в Париже я получил косвенное подтверждение того, что в первых числах августа план Корнилова или его руководителей уже был составлен. В эти дни Завойко был послан Корниловым с «приказом» к генералу Каледину, о чем сообщил в вагоне своему спутнику, с которым ехал до Ростова. О содержании приказа легко догадаться по последующим событиям.

Лично от Корнилова я дважды при свидании в Москве 13 августа 1917 г. и в начале февраля 1918 г. в Ростове, за несколько дней до ухода Добровольческой армии, слышал тот самый вариант его разговора 3 августа, который он рассказывает в своем показании. Керенский, по его словам, прямо поставил ему вопрос, не полагает ли он, что ему, Керенскому, следует уйти от власти, и выслушал изложенный в тексте ответ. Знающим психологию Керенского известно, что он любил прибегать к такого рода искушающим вопросам.

Дело Корнилова, с. 52-53.

Эта часть разговора рассказана мне двукратно самим Корниловым.

Центральный комитет Совета рабочих и солдатских депутатов, исполнительный комитет крестьянских депутатов, исполнительный комитет объединенных общественных организаций, кооперативные организации, представители фронтовых и армейских организаций и солдатская секция Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, Центральный комитет Всероссийского Союза увечных воинов, исполнительный комитет петроградского Союза увечных воинов, представители Всероссийского Союза земств и городов, Центральный Союз служащих правительственных, общественных и частных учреждений, Всероссийский железнодорожный учредительный съезд и большинство представителей городских самоуправлений.

В своих показаниях (с. 67) Керенский заявляет, что «доклад в конверте до него не дошел». Этим он объясняет, почему о докладе ничего не было сообщено Временному правительству, а заслушана была «с согласия Корнилова» первая редакция доклада. Было бы все-таки интересно выяснить судьбу запечатанного конверта, «немедленно отосланного» Керенскому в полночь на 11 августа.

В своих комментариях к показаниям (с. 69) Керенский косвенно признал намеренность этих своих жестов. «После, когда корниловское выступление совершилось, — говорит он тут, — мне один из к.-д. сказал: “Только теперь мы поняли занятую вами вообще на Московском совещании позицию, ваш тон, а тогда нам казались непонятными ваши угрозы в правую сторону”».

В своих комментариях Керенский прямо цитирует эту часть речи как угрозу по адресу «корниловщины».

Это скромное упоминание о «железных дорогах» Керенский признал нарушением соглашения.

Дело Корнилова, с. 169.

Керенский, как мы видели, признал в своих показаниях, что тут правительство «было направлено на ложный путь». Но даже и в ошибках не в меру усердных агентов он готов видеть злоумышление: он утверждает, неизвестно почему, что это было сделано «сознательно» (то есть с целью замести следы настоящего заговора).

Дело Корнилова, с. 47.

Дело Корнилова, с. 97.

Савинков впоследствии отрицал, что он употреблял слово «требования» Корнилова.

В своих показаниях Керенский подчеркивает лишь, что он не знал, какие именно воинские части будут направлены в Петроград. «Я помню, — говорит он (с. 88), — что только когда Савинков вернулся из Ставки, кажется, 25 августа, тогда впервые мне было сказано, что идет именно третий корпус... Мы никто не могли вспомнить, как это началось». Ср. с. 97: «Просто спросили, достаточно ли вы обеспечены, а военный министр (или министр внутренних дел) ответил: меры принимаются».

В своих заявлениях перед следственной комиссией Керенский старается затушевать весь этот эпизод и дает крайне уклончивые показания.

Высказанное в тексте предположение подтверждается воспоминаниями В. Н. Львова, часть которых, касающаяся эпизода «Керенский — Корнилов», печаталась в парижских «Последних новостях» (ноябрь и декабрь 1920 г.). Можно сомневаться в точности всех подробностей этих воспоминаний, отчасти уже вызвавших опровержение заинтересованных лиц (см. письмо В. Д. Набокова в газете «Последние новости»). Поэтому пользоваться ими мы будем в дальнейшем с большой осторожностью, всегда оговаривая источник. Некоторые основные факты, однако же, не могли быть забыты или всецело извращены автором вследствие запамятования. К таким вероятным его показаниям относится и приведенное ниже сообщение. В июне, по словам В. Н. Львова, он был приглашен на квартиру одного лица, у которого оказались В. В. Шульгин, член Государственной думы, и полковник Новосильцев, председатель Центрального комитета Союза офицеров. «Не успел я поздороваться, как Шульгин огорошивает меня заявлением, что готовится переворот, о котором он меня предупреждает, дабы я вышел в отставку... Помните, что после 15 августа (время созыва Церковного Собора) вы должны обязательно выйти в отставку». «Я согласен, — ответил я».

Винберг Ф. В .: В плену у «обезьян» (записки контрреволюционера). Ч. 1. Киев, 1918. Книга представляет дневник, который автор вел в тюрьме у большевиков с декабря 1917 г. по март 1918 г.

В плену у «обезьян», с. 98-108.

Записано под диктовку В. Н. Львова 25 мая 1921 г. в редакции «Последних новостей».

После «приказа», посланного через Завойко Каледину в начале августа, несомненно, должны были продвинуться дальше и переговоры с донским атаманом при личном свидании в Москве.

В личной беседе с Корниловым в Москве (13 августа) я предупреждал его о несвоевременности борьбы с Керенским — и не встретил с его стороны решительных возражений. Об этом я сообщил и генералу Каледину, посетившему меня в те же дни.

Слышано мной лично от ген. Лукомского в конце 1918 г.

Керенский в своей книге (с. 166) приводит следующие выдержки из этого разговора 24 августа по записи Савинкова: « Корнилов : Хорошо, я не назначу Крымова. — Савинков : А. Ф. хотел бы, чтобы вы назначили генерала Д. — К: А. Ф. имеет право отвода, но не может мне указывать, кого назначать. — С.: А. Ф. не указывает, он просит. — К.: Я назначу Д. начальником штаба. — С.: А туземная дивизия? — К: Я заменю ее регулярной кавалерийской. — С.: Покорнейше благодарю».