Павел Милюков - История второй русской революции
- Название:История второй русской революции
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Питер
- Год:2014
- Город:Санкт-Петербург
- ISBN:978-5-496-00958-4
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Павел Милюков - История второй русской революции краткое содержание
Знать историю двух русских революций, чтобы не допустить повторения.
Мемуары Павла Милюкова, главы партии кадетов, одного из организаторов Февральского переворота 1917 года, дают нам такую возможность. Написанные непосредственным участником событий, они являются ценнейшим источником для понимания истории нашей страны.
Страшный для русской государственности 1917 год складывался, как и любой другой, из двенадцати месяцев, но количество фактов и событий в период от Февраля к Октябрю оказалось в нем просто огромным. В 1917 году страна рухнула, армия была революционерами разложена, а затем и распущена. Итогом двух революций стала кровавая Гражданская война. Миллионы жертв. Тиф, голод, разруха.
Как всё это получилось? Почему пала могучая Российская империя? Хотите понять русскую революцию — читайте ее участников. Читайте тех, кто ее готовил, кто был непосредственным очевидцем и «соавтором» ее сценария.
Чтобы революционные потрясения больше не повторились. Чтобы развитие нашей страны шло без потрясений.
Чтобы сталинские высотки и стройки первых пятилеток у нас были, а тифозных бараков и кровавой братоубийственной войны больше никогда не было.
Современным «белоленточникам» и «оппозиционерам» читать Милюкова обязательно. Чтобы они знали, что случается со страной, когда в ней побеждают либералы.
История второй русской революции - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
74
После категорического запрещения говорить с Корниловым в ночь на 27-е Савинкову «была предоставлена возможность» разговаривать, «и он говорил целый день», иронизирует Керенский. Спасая свою непримиримую позицию, Керенский поясняет, что «предлагал им (сторонникам переговоров) самим вести переговоры с генералом Корниловым» лишь в том смысле, что просил их оказать на него возможное воздействие, для того чтобы он подчинился Временному правительству, пока еще не поздно, полагая при этом, что они «исходят только из предположения о добросовестном заблуждении генерала Корнилова» (с. 129, 150).
75
На вопрос председателя следственной комиссии Керенскому, «предупреждал ли вас Савинков, что предположено объявление Петрограда на военном положении поставить в зависимость от приближения 3-го корпуса к Петрограду», Керенский отвечал довольно сбивчиво: «Так было, но я говорил, что для меня никакого значения приближение корпуса не имеет, что я нахожу это ожидание совершенно излишним, что эта мера необходима ввиду изменившейся обстановки и что объявление военного положения возможно, не ожидая никакого прихода. Таким образом, я мнение Савинкова оспаривал (но принял). В правительстве этот частный вопрос не обсуждался».
76
Приготовления немцев к высадке десанта на побережьях Рижского залива, убийство начальника N. дивизии и комиссара N. армии, телеграмма о количестве уничтоженных при взрыве в Казани снарядов и пулеметов.
77
По сообщению Керенского (с. 128), после разговора с Корниловым Савинков около 8 часов вечера идет в Зимний дворец и настаивает на необходимости «испробовать исчерпать недоразумение и вступить с генералом Корниловым в переговоры (очевидно, в том смысле, который отрицался Керенским)».
78
Сам Керенский, исходя из своего «обращения» к населению 27 августа, утверждает (с. 132): «В ночь на 27 августа я получил не всю полноту власти , а только определенные полномочия для разрешения определенной задачи — скорейшей и безболезненной ликвидации корниловского выступления». (Во всяком случае, вопрос о «переговорах» входил именно в эту категорию.)
79
Воззвание к железнодорожникам изложено в следующих выражениях: «Железнодорожники, судьба России в ваших руках. Вы помогли в свое время свергнуть старую власть. Вы должны отстоять завоевания революционной России от темных посягательств военной диктатуры. Ни один приказ, исходящий от генерала Корнилова, не должен быть вами исполнен. Будьте бдительны и осторожны, творите единственно волю Временного правительства, волю всего народа русского. Министр-председатель Керенский».
80
На вопрос следственной комиссии о «роли Некрасова» и судьбе депеши Керенский отозвался запамятованием (с. 153): «Не помню». «Я помню, что телеграмма, которая должна была идти на радио, была задержана просто потому, что мы считали, что не следует чрезмерно возбуждать общественное мнение и настроение». В прибавленном к этим показаниям комментарии Керенский называет толки о «роли Некрасова» «одним из злобных вымыслов в деле Корнилова», но, «перебирая эти «вымыслы» про Некрасова, не опровергает тех фактов, которые изложены в нашем тексте.
81
См. выше разговор Корнилова с Савинковым 23 августа в Ставке.
82
Керенский мотивировал этот отказ тем, что «при создавшихся условиях никаких посредничеств, никаких поездок для урегулирования не может быть, так как вопрос перешел в совершенно другую стадию» (с. 149).
83
В комментариях к своим показаниям («Дело Корнилова», с. 142–145) Керенский умалчивает об этой части нашей беседы и излагает ее следующим образом: «Милюков явился ко мне с предложением посредничества и с заявлением, что вся реальная сила на стороне Корнилова»... Приведя затем показание генерала Алексеева об этом свидании, Керенский продолжает: «Я должен сказать, что тогда у меня в кабинете генерал Алексеев все время молчал, за исключением нескольких слов о положении фронта при создавшемся безначалии, и для меня даже было не совсем ясно, зачем он присутствовал при моем объяснении с М. Во всяком случае в 3 часа дня 28 августа мне и в голову не приходило, что передо мной сидят не только единомышленники, но еще единомышленники, являющиеся ко мне с некоторого собрания, как я потом узнал (из изложения в тексте видно, что надо понимать под этими таинственными намеками). Едва ли нужно говорить, что на ту мотивировку необходимости продолжать переговоры, которая изложена в показаниях генерала Алексеева, в разговоре со мной Милюков ни разу даже не намекнул, ибо, если бы это случилось, то ему... не пришлось бы свою беседу довести до конца (вероятно, К. подразумевает здесь слова Алексеева: «Так как представлялось весьма вероятным,что в этом деле генерал Корнилов действовал по соглашению с некоторыми членами Временного правительства и что только последние дни 26–28 августа это соглашение было нарушено или народилось какое‑то недоразумение»). Милюков аргументировал интересами государства, патриотичностью мотивов выступления генерала Корнилова, заблуждающегося только в средствах и, наконец, как ultima ratio (последний довод) он привел мне решающий, по его мнению, и реальнейший довод — вся реальная сила на стороне Корнилова (в действительности я вовсе не был уверен в успехе Корнилова и лишь вернул Керенскому его довод, иронически направленный к партии народной свободы).
На это, помню, я ему ответил, что предпочитаю погибнуть, но аргументу силы права не подчиню (это было очень эффектно, но этого не было сказано, так же как и последующего); что меня удивляет, как можно являться (я явился к К. с его согласия и считал его предварительно осведомленным о цели беседы) с предложением переговоров ко мне, министру-председателю, после того как генерал Корнилов осмелился объявить членов Временного правительства агентами германского штаба (текст воззвания Корнилова мне был тогда неизвестен)... Да, я был страшно взбешен; я страшно возмутился (беседа велась в самом сдержанном тоне с обеих сторон), что Милюков совершенно не реагирует на этот более чем недопустимый выпад Корнилова (повторяю, об этом вовсе не было речи), хотя во Временном правительстве сидят его ближайшие политические друзья (смотревшие, впрочем, на Чернова приблизительно так же, как и Корнилов)... Помню также, как во время этого разговора, когда я указывал Милюкову, что мое отношение к выступлению Корнилова не может быть иным, чем мое отношение в июле к большевикам, что с точки зрения государственной власти тогда и теперь положение совершенно одинаково, что правительство стоит перед такой же попыткой насильственного захвата власти и т. д. Помню, как Милюков из разницы мотивов преступления — разницы мотивов не отрицал, не отрицаю и я, — приходил к требованию различного отношения власти и к самому преступлению (ср. то, что в той же книге — напр., с. 184, — Керенский говорит о неудобстве, «по многим соображениям, исследований в сторону» прикосновенности казачьих войск к восстанию, чтобы «не создавать новых поводов для розни»). Передо мной был июльский Мартов наизнанку.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: