Михаил Садовяну - Никоарэ Подкова

Потом ударил ковшом еще три раза.

И тогда услыхал ответные хлопки. А немного времени спустя вдали показался челнок, неслышно скользивший по реке, словно водяной паук. У Козмуцэ отлегло от сердца, он шумно вздохнул и выпрямился. Положив ковшик на место в дедов тайник, он поднялся на берег.

Когда лодка пристала, Козмуцэ вышел ей навстречу.

- Добрый вечер, друже, - тихонько сказал один из двух лодочников.

- Добрый вечер.

- Чего тебе надобно?

- Мне бы для праздничка сома покрупнее. Плачу на месте.

- Что ж, приятель. Можно. Садись и плыви с нами. Снимем рыбину с крючка либо из сетей возьмем. Постойка, мы с тобой вроде знакомы... Эге! Вот радость-то! Каким ветром, капитан Козмуцэ?

Кто только не знал негренского капитана? Все рыбаки, все барышники вниз и вверх по реке.

- У нас в Могилеве, - бесшумно налегая на весла могучими руками, шептали рыбаки в темноте, - совсем плохо пошли дела. Слышно, будто наши бояре и шляхтичи столковались с беями. Турки будто осели в хотинской земле и такой у них уговор: шляхтичи слушаются, турки повелевают. И еще порешили наши шляхтичи и басурмане поднять гонение супротив запорожцев. Хотят, стало быть, шляхтичи приструнить запорожцев, вырезать их, поубавить их племена. Так что народ недоволен.

- Ну, понятно, недоволен, - заметил капитан.

- А то как же. Посмотрим, что еще будет!

А какое дело у капитана в городе Могилеве? Оказалось, что капитану Козмуцэ надо побывать на Хомутной улице у мастера Милослава Чишки заказать новое седло.

- Не готовятся ли рэзеши на той стороне пойти войной в Нижнюю Молдову?

- И это будет, - отвечал негренский капитан, - когда поднимется на княжение Никоарэ Подкова. Пойдем за ним, как шли раньше за Ионом Водэ.

Сидевший рядом с капитаном гребец прошептал:

- Только чтоб была ему удача, капитан. Мир содрогнулся от гибели Иона Водэ.

Некоторое время плыли в молчании. Гребцы повернули лодку против течения, повели ее у берега, где река разлилась тихой гладью, и добрались наконец до незаметного среди камышей шалаша, откуда они отплыли. Выпрыгнув на песок, лодочники получили плату за провоз и, ощупав монету, остались весьма довольны своим гостем.

- Завтра поутру переправьте меня обратно, - сказал им Козмуцэ.

- Можно, - рассмеялись они. - Поедем на двух долбушках и вершу прихватим. Авось, запутается в сеть какой-нибудь сомина.

- А мы вот хотим в свои сети такого сома запутать, который в кресле сидит и зовется могилевским воеводой, - отвечал негренский рэзеш.

Козмуцэ, одетый купцом, торопливо пробирался по узким кривым улочкам; собак он не тревожил, зато пыли наглотался вдосталь, прежде чем достиг дома седельника.

Постучался в ворота; последовало тихое бормотание: обмен вопросами и ответами; калитку отворил сам Милослав, пражский мастер, искуснейший из всех шорников на свете. Он выделывал седла, сбрую, украшенную насечками, и цветные расшитые чепраки, которые славились в Запорожье. И хоть был он знаменитый мастер и промышлял неплохо, жилось ему беспокойно в городе Могилеве, ибо все знали, что он гуситский беглец. Донимали его и попы-католики и паны, а городские советники прислушивались к шляхтичам; так что мастеру Милославу приходилось откупаться от них, подсовывая кому следует серебряные монеты с орлами.

Мастер Чишка принял своего приятеля капитана Козмуцэ в каморе с инструментом и кожаными изделиями; расчесывая пятерней русую бороду, тронутую сединою, целый час жаловался он гостю на свое житье, все спрашивал, как и в прошлый раз, нельзя ли ему найти приют в какой-нибудь другой стране, где не будет притеснений со стороны папистов. Может, в Молдавию перебраться?

- Можно и в Молдавию, - отвечал капитан, - только погоди маленько, Милослав, пока придет в нашу страну князь, какой нам по сердцу. Тогда еще больше работы найдется для шорников. А папистов у нас будешь бояться не больше, чем Сысоя Великого.

Смеется мастер Чишка, хоть и не знает, кто такой этот Сысой. Наверно какой-нибудь почтенный и кроткий иерусалимский либо византийский бородач.

- Еще счастье, что нет у меня детей и от второй жены, от Анны, прибавил он, перебирая бороду. - И хорошо, что Анна - трудолюбивая женщина и живем мы с ней в ладу; я работаю - она поет, словно и нет у ней никакой заботы. Спасибо, капитан Козмуцэ, за уплаченный тобою злот. И не гневайся, коли устрою тебя на отдых в сей каморе среди инструментов и кож.

Когда мастер вышел, Козмуцэ удобно расположился на жесткой постели, положил кулак под голову и тотчас уснул.

А утром, когда капитан Козмуцэ в поисках воды просунул голову в дверь тесной хозяйской кухни, он увидел там жену Чишки, пани Анну; напевая песенку, она закалывала шпильками косы и разглядывала в зеркале то слева, то справа свое белое личико.

- Иезус Мария! - воскликнула она и, отложив зеркало, захлопала в ладоши. - Откуда ты взялся, капитан Козмуцэ?

- Из шорных инструментов и бычьих кож. Рад видеть тебя в добром здравии и веселье, пани Анна. Будь ласкова, направь меня к кому-нибудь, кто бы указал, где стоит в Могилеве дом капитана Копицкого.

- Да я сама могу тебе объяснить, друг ты наш любезный, капитан Козмуцэ. Дом капитана Копицкого стоит на третьей улице слева, напротив церкви Успения. И нынче у дома пана Тадеуша, должно быть, народу тьма-тьмущая. Ведь завтра, в воскресенье, будет суд над толстобрюхим Барбэ-Рошэ [рыжая борода], попечителем храма Успения. Ты только подумай, капитан! Роман Барбэ-Рошэ, такой большой боярин, владетель восьми поместий, взял да и отдал в заклад храм Успения пришлому ростовщику Косте Лули, и, так как Барбэ-Рошэ не заплатил в срок даже процентов, то Коста Лули повесил на дверь замок и не пустил попа и народ на святое богослужение. Господи помилуй, да где ж это видано, где ж это слыхано!.. Этакое нечестивое дело! Треклятый боярин взял деньги взаймы для свадьбы дочери, а свадьбы не сыграл и двадцать пять талеров не вернул ростовщику Лули.

- Куда ж он, к чорту, девал этакие деньги?

- В карты проиграл, капитан Козмуцэ. Проказа бы его разукрасила! Варвар окаянный, басурманин, не дожить бы ему до светлого Христова Воскресенья!

- И что же суд?

- Не знаю. Судить-то его будут такие же вороны-стервятники, родичи его. А народ валом валит. Хочет смуту поднять и потребовать головы виновного. Куда же ты, друг? К завтраку не воротишься?

- Не могу и жалею о том, пани Анна. Любо мне слушать, как ты поешь и смеешься.

- А теперь я уж не смеюсь и не пою.

- Любо мне слушать, как ты поешь и смеешься, и глядеть, как ты раздаешь кушанья в цветных тарелках. Но мне поручено неотложное дело и велено его выполнить нынче же утром.

- А потом уедешь?

- Да, и все по тому же делу.

- С моим мужем, с Милославом, ты уже простился?