Николай Рыжков - Премьер. Проект 2017 – миф или реальность?

В конце марта 89-го Каменцев официально доложил, что проверка закончена, что в АНТе работают деловые и серьезные люди, что их отношения с зарубежными партнерами позволяют рассчитывать на успех. И еще одно добавил: что КГБ готов оказывать АНТу всемерную помощь.

— Это как? — впервые насторожился я. — Если они собираются использовать АНТ для своих целей, то пусть сами с ним и работают. Без Совета Министров.

— Ни в коем случае, — запротестовал Каменцев. — Даже речи об использовании АНТа не ведется. Только — помощь.

В принципе кое-какие сомнения у меня, правда, остались. Я и без подтверждения со стороны своего заместителя понимал, что раз Шестой сектор был подключен к разработке идеи АНТа, то, естественно, КГБ был в курсе этого дела. Но, в конце концов, это — их работа, они за нее зарплату получают. Но я и знать не знал, что глава АНТа В. Ряшенцев тоже оттуда пришел.

Подчеркну: не знал. А сейчас спрашиваю себя: а если бы знал? Даже не подумал бы тогда подписывать распоряжение Совмина о создании АНТа? Вряд ли: ведь прошлая принадлежность людей к КГБ никакого отношения к делу не имеет. Как она, к примеру, влияет на их работоспособность? На их оперативность и сообразительность? На другие деловые качества? На честность, наконец? Жуликов-то везде хватает, а в КГБ их, кстати, всегда было меньше, чем в иных гражданских структурах. Нет, в деловых качествах, в работоспособности бывших сотрудников КГБ я не сомневался. Шестой сектор, повторяю, полезно действовал…

Впрочем, сейчас, глядя на ситуацию с немалого уже временного расстояния, легко рассуждать, кто прав, а кто не очень. А тогда я, искренне веря своему заместителю по внешнеэкономическим вопросам, исходил из перспективности создаваемой государственно-кооперативной структуры.

Никого из АНТа, включая Ряшенцева, я никогда в глаза не видал, надобности в том не возникало. Сама же эта структура выглядела весьма перспективно, и был прямой смысл попробовать ее создать. Она вписывалась в наши внешнеэкономические реформы. Мы приняли соответствующее решение, и вскоре Каменцев стал ряд конкретных заданий реализовывать через АНТ. Ну, например, поручили ему закупить партии одноразовых шприцев и технологические линии для их производства.

Однако к концу лета 89-го мне достоверно сообщили, что руководство АНТа щедро одаривает двух сотрудников аппарата Внешнеэкономической комиссии и Шестого сектора. Я немедленно рассказал об этом лично Председателю КГБ СССР Владимиру Александровичу Крючкову и попросил тщательно проверить деятельность сотрудников Шестого сектора и работников АНТа. Председатель КГБ Председателю Совмина, как я упоминал, подчинялся достаточно формально, но отказать мне в подобном деле он не мог. И не отказал. Проверил. И сообщил устно, что услышанное мною — просто навет.

Но вот осенью 91-го во время следствия по делу АНТа я познакомился с некоторыми документами, которые давали основание думать о небезупречности руководства этой организации.

Я не делаю никаких заключений. Не будучи ни следователем, ни юристом, я лишь излагаю факты в том виде, в каком они стали мне известны. Тогда я не знал даже, что АНТ, как опятьтаки выяснилось намного позже, еще летом 89-го всерьез интересовался возможностью продажи за рубеж оружия. Выходил с официальными письмами в Генштаб и какие-то войсковые части, и во всех этих местах, замечу, такие письма не рвали и не выбрасывали с негодованием. Более того, оказалось, и это ломает все мои представления об элементарной человеческой нравственности, что те руководители Министерства авиационной промышленности, которым было поручено подготовить и утвердить устав АНТа, внесли в него такую хитрую, двусмысленную формулировку, которая позволяла ему осуществлять и экспортно-импортные операции со средствами вооружения. Уж они-то, опытом и дисциплиной умудренные, преотлично знали, что торговля оружием разрешается только Правительством и только за подписью его главы.

Таким образом, в каких-то моментах деятельности АНТ соблюдал существовавший тогда порядок, а в каких-то, прикрываясь фиговым листочком своего устава, пытался все же присвоить себе одну из прерогатив государства, занявшись торговлей оружием.

В общем, как только появились первые сомнения в этом деле, я немедленно поручил — уже не Каменцеву, а другому моему заместителю, Степану Арамаисовичу Ситаряну, — разобраться с возникшей ситуацией, потом и сам занялся ею, а в итоге созвал Президиум Совмина, пригласил на него всех, кто имел то или иное отношение к АНТу и к афере с танками. Вот тогда-то я впервые и узнал о «нелегальном» пункте в уставе концерна, позволяющем торговать вооружением, и услышал умилительную по своей наивности версию, что АНТ покупал тягачи, а ему, дескать, продали танки…

Конечно, Президиум сделал привычные административно-служебные выводы. Как говорится, виновные понесли наказание.

Сейчас мне многие говорят: зачем, мол, вы сорвались на Третьем съезде народных депутатов, зачем не сдержались, зачем пошли отвечать на явно провокационную реплику-выступление по делу АНТа небезызвестного юриста, который, кстати, походя пытался обвинить Правительство Рыжкова в какойто коррупции. Нет, не жалею я об этом срыве. И сегодня готов подписаться под тогдашними своими словами: «Или дайте нам возможность работать, или мы подадим в отставку… Посмотрите, что делается в стране?.. Я убежден, что никакой сильный Президент, никакой сильный президентский кабинет не будет работать, если не будут работать еще две составные: это исполнительная власть — сильное Правительство… и, конечно, судебная власть. Поэтому, если нам нужно Правительство, причем сильное правительство, то надо его поддерживать».

Никогда прежде, никогда после не слыхал я в свой адрес столь бурных аплодисментов…

Так я говорил, так думал. Так думаю и теперь. Единственное, что болезненно зацепило тогда, — поведение Горбачева. Он председательствовал на том Съезде, который затем избрал его Президентом. По сути, он уже подвел итог очередному вопросу, и вдруг — слово Собчаку для справки? Зачем? Какой в том умысел? Ведь Горбачев знал, о чем тот станет говорить. Как сам Горбачев потом сказал, еще накануне просил его о возможности повторно выступить. Я не будущего мэра виню, Собчак — он Собчак и есть. Не могу понять тайные мотивы, которые двигали в ту минуту нашим лидером. Кстати, я ведь свое выступление с этого непонимания и начал. Горбачеву его адресовал. Он, оказывается, обиделся на меня. Спросил сердито после заседания:

— Ты почему обостряешь наши с тобой отношения? Честно говоря, я опешил.

— Что я обостряю? Какие отношения? Побойтесь Бога, Михаил Сергеевич! У вас сколько людей для выступления записалось? Десятки? И десятки не выступят, не успеют, так? И из всех них вы даете повторное слово одному Собчаку. Почему? Или он что-то наиважнейшее сказал, без чего Съезд не обошелся бы?