Джон Бэррон - Агент ФБР в Кремле. Успех операции «Соло»

Он делал то, что приказывал его генеральный секретарь (Гэс Холл), то есть давал деньги Моррису. По инструкции Гэса он оставлял какую-то сумму в стене своего подвала на случай если Гэсу или партии они срочно понадобятся.

– Почему генеральный секретарь сделал хранителем денег Морриса?

Джек перешел в атаку:

– Черт возьми, почему бы вам самому не спросить его? Если вы думаете, что я (непристойность) буду информировать вас о нашем генеральном секретаре, то вы – полный (непристойность). Если вы (непристойность) не можете толком делать свое дело, вы самый большой болван, какого я видел. Холл был признан американским правосудием преступником и дезертиром, который бежал от наказания, был схвачен в Мексике, выдан Штатам и посажен в американскую тюрьму как коммунистический агент. Что бы случилось с ним, если бы ФБР, таможенная служба или нью-йоркская полиция нашли у него дома или в сейфах несколько сотен тысяч долларов наличными? Гэс поручил Моррису вести бюджет партии и заниматься деньгами. Фэбээровцы считают, что Моррис – это дряхлый, бесполезный старикан, и не обращают на него внимания. Таково мое мнение, а (поток непристойностей) товарищи могут решать сами.

Возможно, их беседу записывали, и Казаков вместе с остальными тем вечером проанализировал ответы Джека и подготовил новые вопросы. На следующий день Казаков заметил, что Моррис часто находился вне Соединенных Штатов. Что тогда Джек делал с деньгами?

Джек ответил, что обычно он оставлял их в тайнике до возвращения Морриса. Но бывали и исключения. Часто партии деньги требовались немедленно. Однажды по приказу Гэса его жена Роз передала двести пятьдесят тысяч долларов лично жене Гэса Элизабет. Несколько раз по воскресеньям Гэс сам приезжал к Джеку, чтобы забрать деньги.

Лидеры американской компартии не роботы: они вынуждены подчиняться обстоятельствам. Хотя, как правило, Джек отдавал деньги Моррису, который прятал их и расплачивался по приказу Гэса.

Позднее, во время затянувшегося на неделю допроса, Казаков поднял главный вопрос, который предвидели проницательные умы с Пенсильвания-авеню: многие «наши товарищи» в Нью-Йорке в разное время подвергались слежке; людям свойственно ошибаться и потому многие операции иногда принимали скверный оборот. Как думает Джек, почему за вашими, участвовавшими в «Морат», никогда не следили и почему все всегда шло как по маслу?

Откуда, черт возьми, Джеку знать? Они с братом всегда занимались своим делом. И, по его мнению, их следовало бы поблагодарить.

Как искусный профессионал, Казаков оставил самый каверзный вопрос напоследок:

– Передавая нашим товарищам микрофильмы, вы давали им также перечень того, о чем там говорится?

– Я давал им краткий перечень.

– Как вы его составляли?

– Я его печатал.

– Но вот этот лист вы не печатали, верно? – И Казаков предъявил свой главный козырь.

ФБР снимало доклады Джека в КГБ на микропленку, а Лэнтри давал ему написанное от руки краткое изложение содержания, которое Джек должен был перепечатывать на машинке. Джек увидел, что вместо напечатанной версии он отдал КГБ листы, написанные Лэнтри.

Казаков пристально смотрел на него, но лицо Джека оставалось совершенно непроницаемым.

– Любому дураку видно, что это написано ручкой.

– Это ваш почерк?

– Тогда кто это писал?

– Моя жена.

– Почему?

– Черт возьми, я растянул запястье и носил гипс. Я не мог ни печатать, ни писать, пришлось диктовать ей.

– Вы хотите сказать, что ввели ее в курс дела?

– Послушай, Эйнштейн, ее проинформировали ваши парни. Вы попросили меня привезти ее сюда и беседовали с ней. Помните? Разве вы не читаете свои собственные (непристойность) досье? Она с малых лет в партии, она работала в Москве на Коминтерн, и без ее знаний я не смог бы делать то, что делаю. К тому же этот список ей ни о чем не говорит.

По случаю шестидесятилетия Джека пятнадцатого апреля 1967 года Международный отдел давал в его честь торжественный обед, и по его просьбе пригласили Казакова. Во время торжества Джек представил Казакова своим друзьям Борису (Пономареву), Михаилу (Суслову) и Николаю (Мостовцу). Казаков видел, как самые влиятельные люди Советского Союза поздравляют Джека, и слышал, как они поднимают за него восторженные тосты.

Одним телефонным звонком эти люди могли повысить его в должности и отправить обратно в Соединенные Штаты, куда он мечтал отвезти жену и детей, или уничтожить его и довести до нищеты его семью. Что было делать Казакову? Рискнуть и попытаться им противодействовать, представив свою точку зрения? Признать, что, хотя у него нет никаких доказательств, он подозревает их дорогого американского друга в том, что тот американский шпион и все время их дурачил?

После того как Пономарев произнес целую речь о Джеке, Казаков поднялся и зааплодировал вместе с остальными. В конце вечера он пожелал Джеку удачи и улыбнулся. Джеку показалось, что его улыбка означала: «Сейчас ты победил. Но я все знаю».

Возможно, Джек ошибался. Но он твердо решил: «Я больше сюда не вернусь».

Допрос Джека в Москве одновременно и встревожил и заинтриговал Берлинсона, Лэнтри, Бойла и Морриса. Джек никогда не был трусом и, насколько им было известно, никогда не лгал ФБР или своему брату. Он был абсолютно уверен, что КГБ его подозревает, что спасло его только покровительство Международного отдела, и до сих пор – что для него совсем не характерно – был очень напуган.

То, что Джек передал КГБ вместе с микрофильмом вместо печатного текста записку Лэнтри, было несомненной ошибкой и могло вызвать множество вопросов. Но Джек так правдоподобно объяснил этот инцидент, что его спросили о нем только раз. Что же тогда вызвало беспрецедентный допрос, длившийся пять дней? Обзор радиограмм и контактов с КГБ в Нью-Йорке за последние шесть месяцев не дал и намека на ответ.

Лэнтри предложил многообещающую версию, но подчеркнул, что это всего лишь теория. Похоже, Казаков был в КГБ восходящей звездой, иначе его бы не назначили наблюдать за «Морат», куда были втянуты все советские лидеры, начиная с Брежнева. Может быть, он просто хотел ознакомиться с подробностями операции, чтобы лучше делать свое дело, и, если понадобится, продемонстрировать Кремлю свое знание дела? Джек осознавал свою вину и был сильно взволнован. Возможно, это помешало ему правильно истолковать истинную цель вопросов.

– Надеюсь, ты прав. Это вполне вероятно, – согласился Моррис. – В любом случае в ближайшее время нужно очень внимательно следить за Гэсом.

Русские связывались с Холлом в основном через Джека и Морриса. Они не хотели вступать с ним в контакт в Соединенных Штатах, чтобы не давать антикоммунистам возможности для обвинений, что он фактически марионетка в их руках. Но Моррис верил, что если бы русские когда-нибудь заподозрили их в шпионаже в пользу США, то советский представитель в Организации Объединенных Наций или в Вашингтоне предупредил бы Холла, а тот, не умевший хитрить, сразу заметно изменил бы свое поведение. Если бы он перестал использовать Джека в качестве мальчика на побегушках, просить денег или звонить Моррису, если бы отправился в ООН или Вашингтон, а потом созвал экстренное совещание руководства партии, это свидетельствовало бы о начале неприятностей.