Рене Кастр - Мирабо: Несвершившаяся судьба

Новый государственный деятель отнесся к Мирабо, как к пошлому просителю, когда тот явился ходатайствовать о месте для себя. Планы Мирабо в очередной раз рухнули, и он решил закончить труд о прусской монархии, чтобы потом предстать во всем блеске обретенной славы.

К тому времени в Брауншвейге майор Мовийон собрал все необходимые статистические выкладки и исторические данные для написания книги. 24 мая 1787 года Мирабо в третий раз отправился в Германию.

«Я имел честь видеть, как нотабли и король возвели мою теорию в ранг постановлений и законов», — без ложной скромности писал Мирабо Мовийону, сообщая о своем скором приезде. Разве мог простой немецкий военврач отказать в чем бы то ни было писателю, который росчерком пера диктовал законы королю и смешал министров? Примечательно, что этот человек, обладающий такой властью над общественным мнением, взял в привычку ставить свою подпись под чужими сочинениями: перед отъездом из Парижа Мирабо отправил в печать «Посмертные произведения Тюрго» — сборник служебных записок, одна из которых принадлежала Бриссо, а другая — Дюпону де Немуру. Дюпон, возможно, самый преданный из друзей Мирабо, был возмущен таким бесстыдством, так что чуть не порвал с мнимым автором. Мовийон оказался не столь обидчив; ему было достаточно славы помощника великого человека. Он согласился с тем, что под «Прусской монархией» будет стоять подпись одного Мирабо.

Все материалы были уже готовы, оставалось только переписать их в «стиле Мирабо».

Ломени де Бриенн только что запретил «Письма графа де М. об управлении г-на Неккера». Мирабо узнал об этом, приехав в Брауншвейг, и эта новость придала ему вдохновения. Сознание того, что он работает для вечности, не мешало ему заботиться о настоящем. В герцоге Брауншвейгском Мирабо распознал одного из величайших людей столетия; он захотел воспользоваться пребыванием в его землях, чтобы заручиться поддержкой монарха, который, возможно, вскоре будет вершить судьбы Европы.

Но именно в это время развеялись его последние иллюзии и он, как никто другой, предчувствовал приближение несчастий Европы. События в Голландии нагнетали атмосферу с 1783 года.

В 1781 году Голландия стала военной союзницей Франции, которая в это время как никогда активно поддерживала «республиканцев» против «оранжистов», подчинявшихся Австрии. В начале 1784 года император Иосиф II, опираясь на древние права, потребовал у Голландии часть территории; Франция выступила в качестве посредника. Во избежание конфликта, Верженн уладил дело дипломатическим путем. Со смертью Фридриха II проблема обострилась: новый прусский король был шурином голландского статхаудера; оба монарха, враждебные Франции, плели интриги против нее, держа в узде голландских «республиканцев», которых тайно поддерживал Версаль.

Верженн в последние дни своей жизни терпеливо сносил оскорбления, решившись проводить мирную политику: он считал, что из-за финансовой нестабильности Франция не в состоянии вести войну.

Пока Мирабо жил в Брауншвейге, страсти в Голландии накалились до предела: 28 июня 1787 года голландские патриоты не пустили принцессу Оранскую в Генеральные штаты. Прусский король расценил как личное оскорбление обиду, нанесенную своей сестре, и потребовал возмещения ущерба — сначала дипломатическим путем. Голландцы воспротивились. Тогда чтобы спасти свою честь, Фридрих-Вильгельм II не нашел иного выхода, кроме войны. Англия увидела в возможном конфликте случай взять реванш за вытеснение ее из Северной Америки; она поощряла мобилизацию Пруссии, суля военную помощь.

Поглощенный своим историческим трудом, Мирабо не сразу почувствовал, насколько все серьезно. Глаза его раскрылись только тогда, когда прусский король назначил герцога Брауншвейгского генералиссимусом армии, которая должна была усмирить Голландию. Он вдруг обнаружил, что монарх, которого он любил и чей широкий ум казался ему надеждой Европы, прежде всего немец, а уже потом просвещенный человек. Согласившись начать войну с Голландией, Брауншвейг протянул руку собственному зятю — английскому королю Георгу III. Нидерланды станут не только полем битвы, но и местом, где будет скреплен союз Пруссии и Англии. А поскольку Франции придется прийти на помощь своей союзнице Голландии, то это означает конец великой мечты, крах плана трехстороннего союза, в котором Мирабо надеялся найти фактор равновесия для Запада.

В то время как на Западе занимался пожар, Восток уже полыхал: между Высокой Портой и Россией вот-вот могла разразиться война. Франция, традиционная союзница Турции, при этом должна была оказаться вовлеченной во всеобщую войну. Она сосредоточила войска в районе Живе; речь шла о том, чтобы поручить Лафайету командование армией для оказания помощи Голландии.

Голландские демократы направили гонца к Мирабо, прося его выступить письменно в их защиту. «Держитесь, — отвечал он им, — народ никогда не бывает долго в рабстве — рабство противоречит его воле».

Пустые речи! Герцог Брауншвейгский выехал из своей столицы в Вестфалию, чтобы возглавить захватническую армию.

Тогда Мирабо покинул Брауншвейг; он отправился в Гамбург к книготорговцу Фош-Борелю, сыну Фоша из Невшателя, который некогда издал «Опыт о деспотизме». Фош-Борель предложил 20 тысяч ливров за права на издание «Прусской монархии».

Рукопись еще не была завершена, автор попросил отсрочки; договорились, что книгу напечатают одновременно в Гамбурге и в Париже. Мирабо морем вернулся во Францию; семнадцать дней бушевала буря, и он высадился в Кале совершенно без сил. События развивались все стремительнее: армия Брауншвейга вступила в Голландию. В этот момент случилось нечто непредвиденное: Франция, связанная с Голландией договором, отказалась от своих обязательств и бросила голландцев на произвол судьбы; следуя той же тактике на Востоке, она выступила посредником между Турцией и Россией, чтобы не посылать экспедиционный корпус.

В результате отступничества Франции сложился союзный пакт между Пруссией, Англией и «оранжистами», а император Иосиф II презрительно изрек: «Франция пала, не думаю, что она поднимется».

Так начал свою деятельность на посту министра иностранных дел преемник Верженна, граф де Монморен Сент-Эрем…

Было бы несправедливо судить о Монморене по одному, столь прискорбному решению. Замечательно честный человек, этот министр был успешным послом в Мюнхене, потом в Мадриде. К сожалению, его характер был не столь тверд, как его суждения.

Решение, обесчестившее Францию в глазах всего света, было вызвано внутриполитическими соображениями: Ломени де Бриенн перешел в ранг «главного министра»; в этом качестве он мог навязывать коллегам свои решения, если король их одобрял. Когда зашла речь о том, чтобы не выполнять союзнический долг в отношении Голландии, маршал де Кастр, министр военно-морского флота, подал в отставку; маршал де Сегюр, военный министр, последовал его примеру. Монморен предпочел сохранить свое место, которое только что — и неожиданно — получил. У каждого собственное представление о патриотизме.