Стефан Цвейг - Корона и эшафот

Это было грозное предупреждение не только иностранным организаторам плана интервенции, но и их контрреволюционным сообщникам внутри страны и — косвенно — бежавшему королю.

Между тем волнения, вызванные известием о бегстве короля, постепенно распространились по всему государству. Крестьяне нападали на усадьбы реакционных помещиков; в пограничных департаментах создавались добровольческие батальоны; провинциальные муниципалитеты, местные отделения Якобинского клуба направляли в Париж петиции, требовавшие отречения короля от власти.

В Париже Клуб кордельеров и «Социальный кружок» возглавили народное движение за республику. Дантон, Шометт, Кондорсе и другие выступали ее горячими поборниками на многолюдных собраниях секций и клубов. В Якобинском клубе шла острая внутренняя борьба.

Консервативное большинство Учредительного собрания быстро поняло, в — чем заключается внутренний смысл борьбы вокруг судьбы короля. 15 июля Антуан Барнав, выступая в Собрании, очень точно определил позицию реакционной крупной буржуазии: «Нам причиняют огромное зло, когда продолжают до бесконечности революционное движение… В настоящий момент, господа, все должны чувствовать, что общий интерес заключается в том, чтобы революция остановилась».

Чтобы остановить революцию, надо было прежде всего спасти и реабилитировать короля. Еще ранее Учредительное собрание выдвинуло лживую версию о «похищении короля». 15 июля после длительных прений оно вынесло постановление, косвенно реабилитирующее монарха.

Это решение вызвало негодование в демократических кругах. Клуб кордельеров составил петицию, призывавшую не признавать власти короля-изменника; петиция обсуждалась на многочисленных народных собраниях.

16 июля делегация кордельеров направилась в Якобинский клуб, призывая его поддержать эту петицию. После долгой внутренней борьбы якобинцы решили присоединиться к петиции кордельеров. Но при обсуждении этого вопроса Якобинский клуб раскололся. Правая часть якобинцев покинула заседание и официально порвала с Якобинским клубом. Она основала новый клуб, получивший (по занимаемому ими помещению) название Клуба фейянов.

Клуб фейянов сделался политическим центром крупной буржуазии. Его лидерами стали Лафайет, Байи и так называемый «триумвират» — Барнав, Дюпор, Александр Ламет, игравшие после смерти Мирабо руководящую роль в рядах партии крупной буржуазии. В состав Клуба фейянов вошло большинство членов Общества 1789 года. Раскол произошел и во всех провинциальных отделениях Якобинского клуба. Большинство членов местных отделений остались верными левой части якобинцев.

17 июля на Марсовом поле собралось несколько тысяч парижан, чтобы обсудить и подписать новый текст петиции, осуждавшей монархию. Собрание проходило спокойно. Но господствующие круги буржуазии решились действовать. По приказу Учредительного собрания и парижского муниципалитета на Марсово поле явились крупные отряды войск и национальной гвардии под командованием Лафайета. Войска открыли огонь по безоружным демонстрантам. Около пятидесяти человек были убиты.

На следующий день Учредительное собрание приняло декрет о суровом наказании «мятежников» и постановило начать судебное преследование участников демонстрации 17 июля.

Расстрел на Марсовом поле имел большое политическое значение. Впервые с начала революции одна часть бывшего третьего сословия с оружием в руках выступила против другой. Крупная буржуазия силой оружия пыталась подавить своего недавнего союзника — народ. Расстрел 17 июля, как и происшедший накануне раскол Якобинского клуба, означал конец относительного единства, существовавшего ранее внутри третьего сословия, означал открытый раскол третьего сословия.

Сбросив с себя фальшивые маски, встав открыто на путь вооруженного подавления народного движения, правое большинство Учредительного собрания после 17 июля перешло в открытое наступление против демократии. Марат, свирепо преследуемый властями, должен был снова укрыться в подполье. Дантон был вынужден бежать в Англию, ряд других демократов тоже должны были скрываться от преследования властей.

Учредительное собрание почти полностью восстановило власть Людовика XVI и дало ему 13 сентября подписать конституцию. 30 сентября Учредительное собрание разошлось. Король в манифесте по поводу роспуска Собрания решился заявить, что «наступил конец революции». Но в одном из последних своих выступлений в Учредительном собрании — 1 сентября — Максимилиан Робеспьер произнес знаменательные слова: «Нам предстоит или снова впасть в прежнее рабство или снова браться за оружие». И когда депутаты Учредительного собрания расходились с последнего заседания, народ устроил горячую овацию Робеспьеру. Народ связывал с именами демократов будущность революции.

Ожесточенная борьба различных политических группировок в Учредительном, а затем в Законодательном собрании проходила на фоне все более осложнявшегося внешнеполитического положения страны.

Против революционной Франции ополчилась вся реакционная Европа. Монархи Австрии, Пруссии и других держав усиливали свои военные приготовления, намереваясь вооруженной рукой задушить «взбунтовавшийся» Париж. Весной 1792 года войска интервентов вторглись в пределы Франции.

20 апреля 1792 года Франция объявила войну Австрии и Пруссии и призвала народ к оружию.

Огромный патриотический подъем охватил всю страну. В кратчайшие сроки формировались все новые и новые батальоны добровольцев и с задорной песенкой «Çaira», с воинственной «Карманьолой» на устах по всем дорогам Франции маршировали к восточным границам. В Париж вступали отряды федератов из провинции. Марсельцы пришли с новой «Песней Рейнской армии» — воплощением народного гнева и отваги. Созданная Руже де Лиллем, она прошла с марсельскими батальонами через всю страну в Париж и через несколько месяцев под названием «Марсельезы» стала боевой песнью революционного народа, поднявшегося на защиту родины.

После первых неудач победа при Вальми открыла путь к успехам французской революционной армии.

Народное негодование было не только против иностранных завоевателей, вступивших на землю Франции. Народ обрушивал свой гнев и против внутренней контрреволюции и измены, прокладывавших врагу дорогу в Париж. Народные собрания, помещения заседаний секций были переполнены; здесь кипели страсти. Народ, понявший, что от него зависит спасение страны, хотел прежде всего обезопасить тыл. Революционным инстинктом он чувствовал измену и угадывал ее в Тюильрийском дворце.