Рудольф Баландин - Охота на императора

Риторических вопросов возникает немало. Отвечая на них, можно смиренно посетовать на извечный роковой разрыв между идеалами и реальностью. Революционеры рассуждали иначе: долой царя, не способного нести свою высокую миссию! Долой власть, основанную на лицемерии, на эксплуатации покорности и невежества народа! Долой мистику самодержавия, не выдержавшую испытание временем и судьбой!

Американский историк Всеволод Николаев считает: «Тот факт, что конспираторы смогли взорвать царскую столовую и проникнуть в самую резиденцию государя, доказывал, что они всесильны и что царская полиция не в силах их обуздать.

2 марта была годовщина отмены крепостного права, но террористы расклеили по всей столице предупреждения, что "адские машины" будут взрываться по всему городу, на разных улицах и площадях Санкт-Петербурга. Все население, как сообщали иностранные послы из столицы, было охвачено паникой из-за бессилия полиции, которая не могла обуздать террористов. Многие состоятельные жители Санкт-Петербурга заколачивали окна и запирали двери своих домов, уезжая в провинцию. Никто не был уверен в завтрашнем дне».

Революционные экстремисты не только гласно приговорили к смерти императора России, но и вносили нервозность, а то и ужас (террор) в души некоторой части обывателей. Это была демонстрация мнимой силы конспираторов-террористов и мнимой слабости царской власти.

Как вспоминал великий князь Алексей Михайлович, внук Николая I и ровесник Николая II, обитатели дворцов пребывали в страхе: «Камер-лакей, подававший утренний кофе, мог быть на службе у нигилистов. Со временем ноябрьского взрыва каждый истопник, входящий к нам, чтобы вычистить камин, казался носителем адской машины».

После взрыва в Зимнем дворце и угроз террористов устроить новые подобные акции в широком масштабе немало жителей столицы было в панике. Это заставило Николая Лескова написать заметку «О трусости» (16 февраля 1880 года). Он привел примеры психических эпидемий, когда люди поддавались ложным слухам и вели себя, как безумные. По его словам, власть поступила «нынче в руки лица, внушающего всем честным людям большое доверие и уважение к его способностям», и призвал горожан к спокойствию. Под уважаемым честными людьми лицом он подразумевал Лорис-Меликова (1825—1888).

Однако, по словам Алексея Михайловича, его «примирительная политика вызывала бурю негодования у сановников без постов и у непризнанных спасителей отечества… Храбрый командир корпуса и помощник моего отца во время Русско-Турецкой войны 1877—1878 годов граф Лорис-Меликов, по мнению своих врагов, стал послушным орудием в руках княгини Юрьевской. Назначенный на пост канцлера Империи, Лорис-Меликов пользовался полным доверием Царя и его глубокая привязанность к Монарху была очевидна… А народ — эти 125 миллионов крестьян, раскинутых по всему лицу земли русской, — говорили, что помещики наняли армянского генерала, чтобы убить царя за то, что он дал мужикам волю».

Отец Алексея Михайловича великий князь Михаил Николаевич, генерал-фельдмаршал, служил наместником на Кавказе и командовал войсками Кавказского военного округа. Этот человек отлично знал Лорис-Меликова. А вот его супруга, ненавидевшая княгиню Юрьевскую (кстати, из рода Рюриковичей-Долгоруких) как авантюристку, неприязненно относилась и к Лорис-Меликову. Не удивительно, что о нем распускали лживые слухи.

Вряд ли они появились ни с того ни с сего в народе. Их могли распространять революционеры, чтобы расшатывать устои государства. Но не исключено, что породили слухи враги либеральных реформ. В таком случае интересы и революционеров и реакционеров сходились: надо избавиться от тех, кто стремится ограничить самодержавие, изменить существующий строй на манер английской конституционной монархии.

А если так, то жизни Александра II и Лорис-Меликова угрожала двойная опасность — и от явных врагов из тайной организации, и от тайных недругов из своего ближнего и дальнего окружения. Покушения организовывали, конечно же, террористы, но у консерваторов была возможность при случае не предпринимать необходимых мер к охране императора и его приближенного-реформатора.

Либеральная печать одобрительно отозвалась на предложения Лорис-Меликова. Язвительный поэт Дмитрий Минаев обратился к нему со «смехотворным» посланием:

Да и могла ли быть иная, полноценная конституция? Ее быть не могло: это означало бы конец самодержавия и переход… При отсутствии достаточного количества буржуа (так называемый третий класс) в России, о буржуазной демократии не могло быть речи. О народной демократии даже думать не имело смысла. Выходит, дворянско-помещичья демократия? Нечто невиданное, а то и несуразное.

И без того эта социальная группа имела немалые привилегии. Значит, она желала большего? Как мы уже говорили, в таком случае царь вынужден выступать защитником крестьян от дополнительного гнета (иначе — новые бунты, а то и революция).

Ну а зачем нужна куцая конституция? Только для ослабления напряженности в обществе, некое подобие социально-политического громоотвода — не более того. Примерно так, судя по всему, рассуждал Лорис-Меликов при согласии царя на продолжение — после некоторого перерыва — либеральных реформ. Наконец-то к ним можно было приступить. Это проходило на фоне постоянных угроз со стороны революционеров-террористов и достаточно успешной борьбы с ними.

«Император в последнее время сблизился с генералом Михаилом Лорис-Меликовым, — пишет Николаев, — назначенным им генерал-губернатором Харькова, царь знал и ценил его за геройское участие в войне 1877—1878 годов. Он возглавлял Кавказский корпус и прославился взятием Карса — ключевой позиции на азиатском фронте. Александр уже тогда наградил его высокими орденами. Но больше всего Лорис-Меликов заслужил доверие императора тем, что, назначенный генерал-губернатором Харькова, он справился с террористами и успел восстановить порядок в своей губернии.

Накануне нового 1880 года под его личным руководством харьковская полиция арестовала террориста Гольденберга, который убил князя Дмитрия Кропоткина, бывшего до Лорис-Меликова генерал-губернатором Харькова. Лорис-Меликов лично руководил следствием и сумел своим гуманным обращением заставить Гольденберга сделать важнейшие признания о деятельности «Народной воли», членом которой он состоял. Так, он раскрыл, что Желябов и Перовская организовали взрыв в Зимнем дворце, а также и их прежние акции против императорского поезда. Нетрудно себе представить, какое впечатление доклад Лорис-Меликова произвел на царя.