Дмитрий Хмельницкий - Союз звезды со свастикой. Встречная агрессия (сборник)

Сторонники сотрудничества с Западом – Францией, Англией, США были не в высшем партийном аппарате, а среди советских дипломатов. Вероятно, их имела в виду А. М. Коллонтай, в 1930–1945 гг. посланник СССР в Швеции, говоря о «литвиновском периоде» советской дипломатии, воспитавшем «ряд дельных работников с большим кругозором»94. Их лидером по праву можно назвать М. М. Литвинова.

Сталин никогда не доверял М. М. Литвинову, возглавлявшему НКИД СССР в 1930–1939 гг., считая его проводником фракционной линии во внешней политике, «оппортунистом»; обвинял в неправильной оценке международной обстановки, чрезмерной доверчивости к западным деятелям – «мерзавцам»95. В. М. Молотов, глава советского правительства в 1930–1941 гг. и сменивший Литвинова в НКИД в мае 1939 г., публично заявлял (уже в послевоенное время), что при Литвинове советское внешнеполитическое ведомство было «убежищем для оппозиции и для всякого рода сомнительных полупартийных элементов»96. А в своих «беседах» с литератором Ф. Чуевым резкие оценки Литвинова и его деятельности завершил словами: Литвинов «был совершенно враждебен нам» и «заслуживал высшую меру наказания со стороны пролетариата»; «только случайно жив остался»97.

На иностранцев, наоборот, М. М. Литвинов производил самое благоприятное впечатление. У. Буллит, участник переговоров о возобновлении дипломатических отношений с СССР и американский посол в Москве в 1933–1936 гг., характеризовал Литвинова как «исключительного дипломата»98. Президент США Ф. Рузвельт, с которым в Вашингтоне вел переговоры Литвинов, отзывался о нем как о «великом мастере вести переговоры»99. Даже В. М. Молотов, в определенном смысле идейный антипод Литвинова, и тот признавал талант Литвинова-дипломата100. Корреспондент New York Times в Москве в 1949–1955 гг. Г. Солсбери вспоминал о своих встречах с Литвиновым: это было «всегда с пользой. Его речь отличалась большой культурой и проникновенностью… Он никогда не уклонялся от вопроса, никогда не находил тему слишком опасной. Среди всех советских государственных чиновников, с которыми я встречался, он был единственным порядочным человеком»101.

Уместно задаться вопросом, как могла столь не типичная для сталинского руководства личность так долго возглавлять НКИД СССР? Дело в том, что деятельность М. М. Литвинова и всего дипломатического аппарата строго контролировалась, все внешнеполитические решения (без исключения) требовали одобрения Политбюро и лично Сталина. Ответ на поставленный вопрос следует также увязать с советскими усилиями найти противоядие политико-идеологическим вызовам со стороны воинствующего немецкого фашизма. Литвинов востребован был тогда, когда велись переговоры о восстановлении отношений с США; провозглашалась актуальность коллективной безопасности, чтобы противостоять германской агрессии; для подготовки договора о взаимопомощи с Францией; он нужен был для ярких выступлений в Лиге Наций в защиту всеобщего мира102. Литвинов стал самым известным советским деятелем за рубежом, заслужив репутацию стойкого антифашиста и человека, преданного идее неделимости мира.

Чтобы полнее представить себе взгляды М. М. Литвинова, совершим небольшой экскурс во времена, когда в коммунистической партии еще допускалась свобода мнений по вопросам внутренней и внешней политики. Это стало возможным благодаря открывшемуся доступу исследователей к некоторым материалам «особой папки», в частности материалам дискуссии в советском руководстве в конце 1924 г., дискуссии, инициированной Литвиновым, как писал он членам коллегии НКИД, в связи с признанием СССР всеми крупными державами Европы, которое поставило в порядок дня вопрос об «общей политической линии»103.

Пространная записка М. М. Литвинова состоит из нескольких пунктов. В них предлагалось пойти навстречу Франции, признав условия Версальского мирного договора в обмен на «вплоть до не предусмотренного соглашениями пересмотра наших отношений с лимитрофами, Польшей и Румынией». По мнению Литвинова, Франция могла побудить Польшу «к пересмотру рижского договора [1921 г.]», то есть к установлению польско-советской границы по «линии Керзона». В пункте о Прибалтике говорилось, что «в этом вопросе мы от Франции могли бы получить максимальную компенсацию» за признание Версаля. Что касается Румынии, то ею «Франция охотнее пожертвует, чем Польшей». Затрагивались и «восточные дела», сулившие, по мнению Литвинова, сотрудничество с Францией против Англии. Он предлагал также начать сотрудничать с Лигой Наций, послав в Женеву своего наблюдателя.

Оппонентом М. М. Литвинова выступил член коллегии НКИД В. Л. Копп104, поддержавший его идеи в тактическом плане, но не в стратегическом. Главное, по мнению Коппа, заключалось в том, чтобы предотвратить переход Германии в англо-американский блок. В записке Коппа подчеркивалось: «Ничто не послужит в такой мере к ускорению перехода Германии в англо-американский лагерь, как наше сближение с Францией на базе Версаля. И ничто не в состоянии будет нанести германскому и французскому рабочему движению, которое ведь также является фактором нашей внешней политики, более сокрушительного и непоправимого удара».

М. М. Литвинов ответил запиской «К политическим переговорам с Францией. По поводу замечаний т. Копа»105. Во главу угла, писал он, «я ставлю изменение нынешнего положения в Прибалтике, и в этой области удовлетворение наших требований соответствует интересам Франции». И далее: «Хотим мы этого или нет, но мы вынуждены будем втянуться в общеевропейскую политику, и нам придется выбирать между двумя существующими тенденциями, а больше двух нет и не будет в ближайшее время. Германия еще не существует как самостоятельный активный фактор».

Нарком иностранных дел СССР Г. В. Чичерин обратился к Сталину с письмом, в котором поддержал позицию Литвинова106. Мы стоим особняком и должны продолжать стоять особняком, писал нарком. Но есть нечто, что мы можем сделать: «Мы можем содействовать сближению Франции с Германией, разряжению электрического напряжения на континенте, содействовать, одним словом, развитию континентальной системы, которою весьма интенсивно интересуется Де Монзи и еще интенсивнее интересуется Кайо. Это для нас весьма доступно, а такая работа была бы в высшей степени целесообразна».

Победили оппоненты Г. В. Чичерина и М. М. Литвинова. Дискуссия показала незыблемость стратегического выбора сталинского руководства – ставку на Германию и, соответственно, против западных государств-победителей в Первой мировой войне. Она же доказывает наличие непреходящего стремления возвратить потерянные территории царской России, что в конце концов удалось с помощью советско-германского пакта 1939 г., по которому нацистская Германия признала сферой советских интересов все прилегающие к Советскому Союзу с запада пограничные страны. И на что упорно отказывалась идти англо-французская сторона на тройственных переговорах в Москве весной – летом 1939 г.