Николай Самвелян - Семь ошибок, включая ошибку автора

Что же касается Браилки, то наша беседа, если бы она могла состояться, была бы, видимо, краткой:

"Что же вы, Иван Яковлевич, так сплоховали? Ведь были уже в двух шагах от разгадки тайны. Испугались?"

"Зачем же? Отнюдь. Вовсе не пугался. Но я реалист. Место вице-губернатора, которое я в конце концов получил, для меня было важнее посмертной славы, к тому же не очень громкой. Помянули бы, что некий Браилко узнал тайну Жанны де ла Мотт - вот и все. Не густо".

Ну, а возможная мысленная встреча с императором Николаем Павловичем вряд ли была бы из приятных. Он на портретах - прямой, негнущийся, со слегка одутловатым лицом, прозрачным, пугающе пустым взглядом. Что и говорить, выправка у Николая была эталонной. Недаром же в пору, когда Николай Павлович был еще вовсе не самодержцем и даже не претендентом на престол, а генералом, его бригада строилась на парадах буквально по шнурку. И позднее ему очень хотелось, чтобы так же, в одну сплошную линию, было выстроено все народонаселение страны. Говорят, он очень любил русскую баню, но на том, пожалуй, его интерес ко всему русскому и заканчивался. Уже в его отце Павле I практически не было романовской крови. Одному богу было ведомо, почему потомки Павла все же продолжали именоваться Романовыми. И если Петр I, на которого Николаю так хотелось походить, "на троне вечный был работник", то его потомок так и остался бригадным генералом на престоле, хотя жизнь научила его со временем и некоторой гибкости и умению лицемерить.

Что бы мог ответить Николай Павлович на прямой вопрос о том, какого рода поручения российского императорского двора исполняла женщина, известная теперь нам как графиня де ла Мотт-Валуа-Гаше?

Думаю, что диалог выглядел бы примерно так.

"Графиня хорошо знала многих во Франции, - сказал бы император. - В том числе и тех, кто после падения Буонапарте возглавил эту страну. Такие сведения были ценны".

"Получала ли она за это вознаграждения?"

"Ей была назначена субсидия".

"Почему графиню позднее удалили из Петербурга?"

"Это было еще до моего восшествия на престол. В ее услугах больше не нуждались, как и в услугах ее знаменитой подруги Крюденер".

"Что взволновало вас осенью 1826 года? Почему снаряжали в Крым курьеров за бумагами графини?"

"Необходимо было точно выяснить, оставила ли она после себя мемуары. Если оставила, следовало их тщательно научить, поскольку в них могли содержаться сведения, порочащие двор и правительство..."

...Эти воображаемые беседы с титулярными советниками и венценосцами, губернаторами и авантюристами помогли восполнить пробелы в документах и сделать некоторые выводы.

Итак, Жанна де ла Мотт попала в Россию в качестве секретного агента русского правительства. У нее сохранились во Франции связи с людьми, способными за мзду на любой подлог, любое рискованное действие. Жанна де Гаше (де ла Мотт), безусловно, знала нечто такое, что составляло государственную тайну Российской империи. Показательно, кто именно напоминает губернатору Нарышкину о необходимости немедленно отыскать бумаги - шеф жандармов Бенкендорф, начальник генерального штаба Дибич, граф Пален. Наконец, сам император. Видимо, интересовались судьбой графини и ее записок и французские власти. Известно, что в сороковых годах минувшего столетия в Крыму побывал некий француз, называвший себя родственником покойной де Гаше. Он интересовался ее бумагами, ездил из Судака в Кореиз, из Кореиза в Старый Крым. Что он лекал?

Но все же в этой истории не хватало каких-то штрихов, деталей, фактов, которые помогли бы точнее представить себе, чем была вызвана (в связи с исчезнувшей шкатулкой) нервозность новоиспеченного императора, к тому же занятого в ту пору расследованием последствий декабрьского восстания. Почему рухнула на Крым лавина официальных бумаг, исходивших от Бенкендорфа, Дибича, графа Палена, Таврического губернатора Нарышкина, чиновников разных рангов? Необходимо было отыскать дополнительные документы или свидетельства, которые окончательно развеяли бы сомнения скептиков, и прекратить, наконец, споры, длящиеся уже полтора столетия. И я поступил несколько неожиданно: десять лет назад опубликовал все, что удалось узнать о загадочной истории Жанны де Гаше (а одновременно - де ла Мотт-Валуа), о ее жизни в России в газетах и журналах. Оказалось, что история героини романа Дюма заинтересовала многих. Были и курьезы: несколько не очень щепетильных авторов, пользуясь публикацией, поспешили изложить ту же историю своими словами, причем повторили те мелкие огрехи и ошибки, которые вкрались в мои статьи. Но это, как говорится, не суть важно. В литературных делах всякое случается, в том числе и вещи комичные...

Интересно иное. Из города Керчи пришло письмо от местного краеведа Б. Случанко. Он отыскал в уже упомянутых "Известиях Таврической ученой архивной комиссии" (No 56 за 1919 г.) короткое сообщение из Парижа:

"...Французский вице-консул и журналист французских газет Луи Бертрен, в свое время проживавший в Феодосии, занимался процессом выяснения личности графини де Гаше, появившейся в 1812 году в Старом Крыму. Он выдвинул предположение, что героиня романа Александра Дюма "Ожерелье королевы" де ла Мотт-Валуа бежала в Россию, где приняла фамилию своего второго мужа графа де Гаше.

Луи Бертрен провел тщательный осмотр вскрытой в Старом Крыму могилы, побывал в Лондоне, где нашел в Ламбертской церкви документы с данными о кончине графини, которые оказались сфабрикованы друзьями Жанны де ла Мотт.

Мысль о тождественности де ла Мотт и де Гаше вызвала яростные споры у французских историков. Для их разрешения Луи Бертрен обратился к автору многих исследований о французской революции историку Олару. Тот, в свою очередь, вынес вопрос на рассмотрение Французского литературного общества, которое приняло точку зрения Луи Бертрена и его друга, известного знатока Крыма Людвига Колли.

Так напористость и необычайная трудоспособность Луи Бертрена, в течение 15-ти лет занимавшегося героиней Дюма, помогли восстановить истину".

В те сложные драматичные годы заметка эта осталась без внимания. Тем более, что "Известия Таврической ученой архивной комиссии" выходили в свет ничтожно малым тиражом и ныне представляют не просто библиографическую редкость, а подлинный уникум. И мы крайне благодарны краеведу Б. Случанко, что он отыскал это небольшое и крайне любопытное сообщение.

Итак, выяснилось многое. Во-первых, что Дюма, безусловно, ошибся, считая, будто героиня его романа погибла в Лондоне, так как свидетельство о ее смерти оказалось фальшивым. Во-вторых, и это не менее важно, французские историки и литературоведы, изучив все имевшиеся в их распоряжении документы, пришли к твердому убеждению, что графиня де Гаше и Жанна де ла Мотт-Валуа одно и то же лицо. В-третьих, Луи Бертрен, оказывается, не только нашел на Старокрымском кладбище могилу графини, но провел раскопки. Значит, могила существовала. Ведь позднее она бесследно исчезла, что было еще одним аргументом в пользу скептиков: мол, не выдумали ли всю эту историю, полудетективную от начала до конца?