Иван Клула - Борджиа

С уходом Лукреции ненависть Чезаре по отношению к Хуану Гандийскому достигла своей крайней точки: он считает виновным Хуана, и это только усиливает ненависть к нему, появившуюся после военных неудач. Он надеялся, что отец, увидев никчемность Хуана после той пародии на триумф, которая вывела из себя Гонзальве Кордуанского, отошлет его в Испанию; тогда Чезаре мог бы его заменить и получить то княжеское положение, которое Хуан оказался неспособным себе обеспечить. Но он не учитывал любви папы к герцогу Гандийскому: не собираясь отказаться от своих намерений, папа хочет преобразовать в княжество для Хуана вотчины Святого престола, вклинивающиеся в земли королевства Неаполитанского.

7 июня 1497 года в секретной консистории город Беневенте возведен в ранг епископства, к нему присоединены города Террачине и Понтекорво с их графствами. Новая вотчина передана Хуану Гандийскому с последующим правом передачи по наследству его потомкам, родившимся в законном браке. Только кардинал Пикколомини Сиенский — будущий папа Пий III — осмеливается выступить против подобного ущемления прав Церкви. В сознании Александра эта мера является первым этапом на пути его сына к трону Неаполя. Король Фредерик, полностью находящийся под иностранной опекой — венецианской и испанской — будет не в силах, по мнению папы, выступить против честолюбивых намерений Хуана. И тогда герцог легко сможет стать его преемником. Чтобы успокоить чувствительного монарха, в той же консистории Александр предлагает отменить дань, выплачиваемую короной Неаполя Святому престолу. Чезаре молчит, услышав эти неслыханные предложения. Вместе с большинством кардиналов он голосует за них. Но легко можно представить себе гнев: брат вознагражден за несуществующие таланты, а вся его деятельность в Риме ограничивается альковными приключениями. Верхом иронии 8 июня становится назначение Чезаре легатом для коронации неаполитанского государя. Оба брата вместе должны выехать в Неаполь и там после коронации Хуан вступит во владение своим новым княжеством.

Гордясь неслыханной честью, оказанной Святым отцом ее двум сыновьям, Ваноцца Катанеи приглашает их вечером 14 июня в свой виноградник на Эсквилине около церкви Святого Петра за городскими стенами. В беседках она приказала расставить столы для пира. Пришли все друзья Борджиа. Кардинал Чезаре пришел со своим кузеном Джанни, кардиналом-епископом Монреальским. Еще очень красивая Ваноцца, великолепно одетая, блистая драгоценностями, с увлечением руководит ночным праздником. К концу вечера она хочет добиться искреннего примирения двух своих сыновей. Во время праздника все видят, как появляется человек в маске, он что-то шепчет на ухо Хуану Гандийскому и исчезает: но никто особенно не удивлен, этого человека неоднократно видели в компании герцога, когда тот направлялся на любовные свидания.

Была уже глубокая ночь. Оба брата и кардинал Джанни де Борджиа на мулах возвращаются в Ватикан. Они расстаются около дворца, в котором жил папа, когда был вице-канцлером. Кардиналы Чезаре и Джанни едут дальше к мосту Сант-Анджело. Хуан Гандийский говорит, что желает прогуляться в одиночестве и устремляется, сопровождаемый одним конюшим, в узкую улочку, которая ведет к площади Евреев. Человек в маске, приходивший на виноградник Ваноццы, ждет его там и садится на коня позади него. Хуан оставляет конюшего караулить на площади: если через час его хозяин не появится, он один должен будет вернуться во дворец.

На следующий день, 15 июня, слуги герцога обнаружили, что ночью герцог не вернулся в свои апартаменты. Об этом сообщают папе. Как и они, Александр думает, что герцог задержался у какой-нибудь красавицы и не решился выйти среди бела дня из дому, где находился, чтобы его плохое поведение не повредило отцу. Но время проходит. Наступает ночь, герцог все не возвращается, и папа начинает серьезно беспокоиться. «Взволнованный до глубины души», как пишет Буркард, он отправляет полицейских и сенатора Рима с приказом обыскать все и вся. Слух о загадочном исчезновении быстро распространяется по городу. Горожане баррикадируют двери: говорят о нападении на врагов Борджиа. По улицам проезжают испанские войска с обнаженными шпагами. Орсини и Колонна вооружаются. Тем временем полицейские ищейки находят конюшего герцога: он тяжело ранен и ничего не может сказать. Затем нашелся мул дона Хуана: стремена были погнуты, как если бы их резко тянули. Наконец днем в полицию является важный свидетель. Это некий Джорджо Скьявино. Ту ночь он провел, сторожа бревна, в лодке, стоявшей на якоре у берега Тибра, около больницы Святого Иеронима Славонского.

16 июня к пяти часам утра он увидел, как двое мужчин с явной осторожностью вышли на улицу, где располагалась больница, огляделись по сторонам, а потом исчезли. Через некоторое время появились еще два человека, тоже огляделись и дали какой-то сигнал; из переулка выехал всадник на белом коне, через седло было переброшено тело, голова и руки свисали с одной стороны, а ноги — с другой. Когда всадник подъехал к берегу, туда, где сбрасывают мусор в воду, двое мужчин сняли тело и, раскачав, швырнули его изо всех сил в реку. Когда всадник спросил, затонул ли труп, они ответили: «Да, монсеньор». Тогда всадник подъехал поближе. Увидев всплывшую накидку мертвеца, он приказал бросать в него камни, чтобы утопить. Потом все уехали, и те два человека, стоявших на часах, пока топили труп, тоже.

Показания были записаны, а потом поинтересовались, почему этот человек не рассказал все раньше. Тот ответил, что по ночам видел, как выбрасывали сотни трупов, но никто никогда из-за этого не беспокоился. Поэтому на последнее событие он обратил внимания не больше, чем на все предыдущие.

Такая точность свидетельствовала о том, что появился серьезный след. Горн созвал всех рыбаков и пловцов города, чтобы выловить труп, была обещана награда в 10 дукатов. Пришли триста человек. Одни ныряли в реку, другие закидывали сети. К вечерне труп вытащили из воды: это действительно был герцог. На нем все еще были его бархатная накидка, штаны и камзол. К сапогам прикреплены шпоры, а на поясе висели кинжал и перчатки. В кошельке тридцать дукатов. Следовательно, убийство совершено не с целью ограбления. Убийц было несколько. Девять ударов нанесены кинжалом с широким лезвием: восемь — на теле и ногах, а один — смертельный — в горло. Тело погрузили на лодку и отвезли в замок Сант-Анджело, где собрат Буркарда, Бернардино Гуттиери, писец церемоний, его обмыл и надел на него платье главного генерала Церкви. Поспешно явился папа, чтобы увидеть своего сына. Он разразился рыданиями. Крики были слышны даже на мосту Сант-Анджело. Буркард пишет, что больше всего он страдал потому, что его любимый сын был брошен в реку там же, где сбрасывают мусор. Вернувшись в Ватикан, он закрылся в своей комнате, не захотел никого принимать и отказывался есть в течение трех дней. Враги Борджиа ликовали, видя это трогательное зрелище — Отца Христианского мира, оплакивающего своего сына. Среди образованных людей ходили жестокие стихи Саннадзаро: