Игорь Курукин - Персидский поход Петра Великого. Низовой корпус на берегах Каспия (1722-1735)

Но это распоряжение запоздало — турецко-афганский мир был уже заключен. Хамаданский договор был подписан 15 октября 1727 года «на авантажных кондициях» для Порты: Эшреф признавал султана Ахмеда III халифом всех мусульман-суннитов, в том числе и афганцев, а тот, в свою очередь, признавал Эшрефа законным шахом Ирана. Власть турок распространялась на Тебриз, Ардебиль, Ереван, Хамадан, Керманшах, Султания, а также земли между Багдадом и Басрой; с учетом доставшихся Турции по договору 1724 года провинций к ней отходила значительная часть территории Ирана. К находившемуся в Реште Левашову в ноябре прибыл посол афганского наместника Казвина. «Како павлин надувшийся», он объявил о победах своего повелителя Эшрефа, недавно разгромившего турок под Хамаданом, и о мире с Портой. На ехидный вопрос, как же афганский вождь согласился попасть в «вечное подданство» к султану вместо сохранения «высокой шаховой славы», посланец, не владевший тонкостями восточного этикета, «противу турок по натуралной ненависти и ко авганцам по горячести… в великое бешенство вступил», и переговоры приобрели не вполне дипломатический характер. Тем не менее Левашов сумел выяснить условия заключенного мира {899} 899 См.: АВПРИ. Ф. 77. Оп. 77/1. 1727. № 14. Л. 44-44 об., 48 об. , послав в Казвин поручика Мякишева, который за деньги сумел добыть копию договора {900} 900 См.: Там же. 1728. № 4. Л. 24. . Тогда же он узнал о смерти в заточении бывшего шаха Султан-Хусейна, который был, «сказывают, отравлен».

Сам факт турецко-афганского договора был огорчителен, но не являлся безусловным проигрышем России. Демонстрируя поддержку Эшрефу, турки вели сложную игру: стремились направить афганцев против русских владений, но в то же время склоняли на свою сторону Тахмаспа, к которому был направлен Сулейман-эфенди, «дабы его состояние высмотреть и… помянутого шаха Дагмасиба в тесную дружбу с его императорским величеством не допустить» и использовать против афганцев и русских — своих партнеров по договорам. Поначалу так оно и вышло (Неплюев не случайно предупреждал, что «у Эшрефа по заключении мира с турками гордости прибыло»), но в декабре русские успешно разгромили панцирную афганскую конницу Сайдал-хана. Однако служить орудием в руках турок ни Эшреф, ни Тахмасп не собирались.

Долгоруков также был удручен потерями, договор с афганцами считал полезным, но категорически не соглашался с уступкой территорий без боя и без выгоды. В доношении от 25 января 1728 года командующий сообщил, что считает невозможной сдачу Баку как «крепкого города» и лучшей гавани на Каспии, и назвал подобное решение «весьма вредительным и бедственным». Владея Баку, объяснял министрам Долгоруков, мы всегда можем держать под контролем побережье Гиляна, а приморская полоса Дагестана и сам Дербент значения не имеют и дохода не приносят: «…кроме одной славы, никакой пользы от них нет» {901} 901 АВПРИ. Ф. 77. Оп. 77/1. 1728. № 4. Л. 6-7 об. . В будущем же он видел необходимость договориться с Тахмаспом, «для того, что ево, Тахмасиба, все здешния народы — кызылбаше, персияне, армяне и грузинцы — все сердечно любят, которых в те поры можно к своей партии присовокупить».

Демарш командующего, очевидно, был в столице услышан, и его инструкция Левашову при отъезде требовала ни в коем случае не уступать Баку, не рвать отношений с Тахмаспом и внимательно следить за турецкими действиями. В апреле 1728 года Левашов докладывал императору о прибытии от Сайдал-хана посланника, юзбаши Ахмед-бека, который потребовал уступки Астрабада и Мазандерана, где русских войск никогда не было. Генерал счел предложение умеренным и уже сам предложил начальству вывести вверенные ему войска из гиблого Гиляна в Астару и возложить управление в Реште на избранных «из здешних народов с присягою и с аманатами управителей» {902} 902 АВПРИ. Ф. 77. Оп. 77/1. 1728. № 4. Л. 57 об.-58. .

О том же, но более подробно генерал написал в Коллегию иностранных дел — рассказывал о переговорах с афганскими представителями, убеждал начальство: «Содержание поморских оставших провинцей неудобь сносное дело, а особливо Гилянь, гроб людской», — и опять предлагал вывести оттуда войска в Астару, «понеже там воздух здоровой». Он не осмелился выступить против предписанного ему очередным указом (от 30 марта 1728 года) заключения мира с Эшрефом, но считал, что войска завоевателей находятся «в слабости», и дал сбывшийся вскоре прогноз: «…уповаю и во авганцах не весьма замедленному быть падению, а Тахмасибу притом усилитца признаваю». Такой вывод был не случаен: начав войну, афганцы и турки оставили в покое шаха Тахмаспа, а захвативший исфаханский престол Эшреф рассорился с владевшим Кандагаром братом убитого им Махмуда Хусейном и тем самым лишил себя подкреплений из Афганистана.

Левашов считал ситуацию выгодной для России, поскольку она давала надежду официально передать шаху Гилян и таким образом «назазорным и непоносительным образом от оных провинцей избавитца» {903} 903 Там же. № 8. Л. 1-5. . Упорный генерал еще раз повторил свои аргументы в доношениях, отправленных 25 мая в Верховный тайный совет и Коллегию иностранных дел. Он доложил о подготовке договора, но вновь высказал свое «слабое мнение» о ненадежности мира: «Авганская сторона ныне слаба и Персиею всею ненавидима»; Эшреф и его люди не только не имеют «кредита» у населения, но и не поддерживаются турками. Заключая мир «по указу», Левашов уже по свой инициативе старался установить отношения с Тахмаспом, для чего приютил в Реште каким-то образом освободившегося из афганского плена бывшего эхтима-девлета Мирзу Абдул Керима, а после отправил его к шаху {904} 904 См.: Там же. Л. 15-20 об. .

Апрельские письма Левашова были получены в Москве только в июне. К тому времени генерал выполнил данное ему указание — сочинил «трактат» с афганцами и отправил его текст на утверждение в Казвин и Исфахан с капитаном Белавиным и своим переводчиком Муртазой Тевкелевым; его люди заодно должны были разведать, много ли сил у Эшрефа и находится ли у него «в послушании» Кандагар {905} 905 См.: АВПРИ. Ф. 77. Оп. 77/1. 1728. №4. Л. 118. . Параллельно Левашов продолжал «пересылки» с шахом и так любезно «трактовал» его посланцев, что «пристойными способами» изъял у них письма людей из окружения Тахмаспа туркам. В Москве его позицию одобрили и указали, что «за уступление какой провинции тамошней отдаленной не стоим, хотя б оное учинилось Эшрефу или Тахмасибу, только б оные достались такому владетелю, который совершенно может оные содержать, чтоб туркам каким случаем в руки не пришли».

Министры оценили службу своего генерала и положились на его «благоразсуждение»: в августе 1728 года Левашов получил орден Александра Невского и полномочия на ратификацию договора. С последним, однако, пришлось подождать: со «степнозверским авганским варварским непостоянством» советники Эшрефа стали исправлять статьи договора «по своим надобностям» и требовали себе Гилян, который уступать было никак нельзя — Левашов был уверен, что афганцы его «потеряют» {906} 906 См.: Там же. №8. Л. 107. . Тот же Гилян — или хотя бы его часть — Лагиджан — просили отдать и прибывшие в Решт послы Тахмаспа. В доставленном ими велеречивом письме шах сообщал, что прочие отошедшие по договору 1723 года владения «вашими признаваем», но взамен требовал немедленной помощи для освобождения Исфахана. Левашов выслушал послов, узнал о новых поражениях войск Тахмаспа от афганцев — и решил, что шах еще не «созрел» для подписания соглашения: «Оную сторону ко истинному союзу не блиску вижу» {907} 907 См.: Там же. Л. 139, 178-185 об. .