Игорь Курукин - Персидский поход Петра Великого. Низовой корпус на берегах Каспия (1722-1735)

Одновременно шла и дипломатическая подготовка будущей кампании. В сложной дипломатической игре при стамбульском дворе российскому посланнику А.И. Дашкову удалось убедить турок в опасности для них антироссийского союза Австрии и Саксонии и при поддержке французского посла заключить в ноябре 1720 года «вечный мир». Его условия повторяли старые и тяжкие для России обязательства Прутского мира 1711 года. Единственное, что удалось выторговать, — это разрешение на пребывание в Стамбуле постоянного российского резидента. В июне 1721-го договор был ратифицирован султаном: Россия на время получила свободу рук на юге. Турки даже надеялись на возможный союз с Петром против Австрии {80} 80 См.: Никифоров Л.А. Указ. соч. С. 325-332; Маркова О.П. Указ. соч. С. 23-24. .

На реальное ослабление Ирана и возросший интерес к прикаспийскому региону со стороны России отреагировали и местные владетели. В 1717 году тарковский шамхал Адиль-Гирей в обращении Петру I выразил готовность по образцу своих «отцов и прародителей» как «покорный раб ваш, всегда с придержанием во услугах ваших пребывати и с союзными и друзьями вашими в дружбе и в союзе быть, а с неприятелями вашими противиться от сердца» и сообщил: «Ныне все в краях наших пребывающие кумыки, и кайтаги, и казикумуки, и их сильные князи и начальники и старшины здесь суть согласившись, вашу службу приняв, поддались». Вслед за шамхалом к России обращались уцмий Кайтага, эндереевский, аксаевский и другие владетели Дагестана {81} 81 См.: История Дагестана с древнейших времен до наших дней. Т. 1. С. 416-417. .

Петр принял Адиль-Гирея «под оборону нашу и подданство», но действовал осторожно и не спешил объявлять о том, что шамхал состоит ныне «в стороне его царского величества», учитывая только что заключенный с Ираном договор. Тем более что «подданство», как и ранее, носило номинальный характер и ни к чему не обязывало; тот же кайтагский уцмий Ахмед-хан получал от шаха жалованье в одну-две тысячи рублей и подарки (лошадей, халаты, дорогие сбруи), но «воинскую службу» нести отказывался: «Усми даром служить никому не должен… — говорили его подданные возвращавшемуся в 1718 году из Ирана с дареным слоном А. Лопухину, — шаха мы не боимся» {82} 82 См.: Гаджиев В.Г. Сочинение И. Гербера «Описание стран и народов между Астраханью и рекою Курой находящихся» как исторический источник по истории народов Кавказа. С. 126-127. .

Шаха здесь не боялись уже давно. Еще в 1711 году восставшие жители Джаро-Белоканских вольных обществ вступили в Ширван и подняли местное суннитское население на борьбу против иранцев-шиитов. Повстанцев возглавил «родом мужик простой», энергичный и предприимчивый Хаджи-Дауд (или Дауд-бек), к которому примкнул уцмий Кайтага Ахмед-хан и правитель Казикумуха Сурхай-хан. Объединенное войско разгромило силы наместника Ширвана и других местных ханов, а в 1712 году разграбило Шемаху. Только в 1719 году Хаджи-Дауда удалось схватить, но вскоре он бежал из дербентской крепости. В это же время началось восстание афганских племен абдали и гильзаев; наследственный вождь последних, Мир-Вейс-хан, захватил Кандагар, а предводитель абдали Абдулла-хан поднял бунт в Герате. Несмотря на все попытки правительственных войск, вернуть утраченные провинции не удалось, и в 1720 году Махмуд, сын Мир-Вейс-хана, начал набеги на Иран.

Шах обратился за помощью к кавказским владетелям, но те не спешили с ее оказанием, а Ширван был вновь был охвачен брожением. Хаджи-Дауд рассылал по горским обществам Дагестана письма с призывом подняться против Сефевидов. «Ныне нам время себя людьми поставить и обогатиться; нежели мы сей случай из рук упустим, на то мы достойны, чтобы весь свет нас дураками признал, ибо сила в наших руках, шах от Мирмахмута утеснен, и ничто мешать не может», — писал он Сурхай-хану. Одновременно он обращался и к русским властям в Астрахани: объяснял, что движение вызвано «обидами» со стороны персов-«кызылбашей», обещал «дружелюбие иметь» и даже «великому государю под руку иттить, также и юрты (владения. — И. К.) свои отдать».

Волынский в июне 1721 года поначалу обнадежил «бунтовщика» и даже «секретно» передал ему, что российскому государю «не противно, что он с персианами воюет» {83} 83 РГАДА. Ф. 9. Отд. II. № 54. Л. 625 об. . Но в то же время особых иллюзий в отношении нового «приятеля» он не питал: «Кажется мне, Дауд-бек ни к чему не потребен; посылал я к нему отсюда поручика (как я перед сим вашему величеству доносил), через которого ответствует ко мне, что конечно желает служить вашему величеству, однако ж чтобы вы изволили прислать к нему свои войска и довольное число пушек, а он конечно отберет городы от персиан, и которые ему удобны, те себе оставит (а именно Дербент и Шемаху), а также уступит вашему величеству кои по той стороне Куры реки до самой Гиспогани (Исфахана. — И. К), чего в руках его никогда не будет, и тако хочет, чтоб ваших был труд, а его польза» {84} 84 Там же. Л. 640-642; Гаджиев В.Г. Сочинение И. Гербера… С. 232-234. .

Дауд приглашал русских торговых людей приезжать — «мы и волосом их не тронем», но едва ли был в состоянии реально контролировать «грубых бунтовских мужиков» и пустившихся в поход горцев [4] В современной дагестанской литературе деятельность Хаджи-Дауда оценивается весьма различно: утверждения о его роли вождя «народно-освободительной борьбы» (см.: Бутаев А.А. Народно-освободительное движение на Восточном Кавказе под руководством Хаджи-Давуда Мюшкюрского. Махачкала, 2006. С. 26-29) соседствуют с указаниями на его грабительские действия в отношении крестьян (см.: Гасанов М.Р. Очерки истории Табасарана. Махачкала, 1994. С. 232) и его оценкой как предводителя, «использовавшего широкие народные массы в корыстных целях» (см.: История Дагестана с древнейших вре мен до наших дней. Т. 1. С. 420). . Объединившиеся против «еретичного персианского ига» повстанцы во главе с Хаджи-Даудом и Сурхай-ханом совершали набеги на Ардебиль и Баку, угрожали Дербенту. В августе 1721 года они вновь взяли Шемаху. Беглербег города Хусейн-хан был убит вместе с сотнями других горожан; при грабеже гостиных дворов русские купцы были «обнадеживаемы, что их грабить не будут, но потом ввечеру и к ним в гостиный двор напали… иных убили, а товары все разграбили, которых было около 500 000, в том числе у одного Евреинова на 170 000 рублей персидскою монетою» {85} 85 Цит. по: Гаджиев В.Г. Сочинение И. Гербера… С. 234-235. . По более точным сведениям «экстракта ис поданных доношений о том, коликое число было у купецких людей товаров в Шемахе и кого имяны», ущерб оценивался «на персицкие деньги 472 840 рублев на 29 алтын» {86} 86 Цит. по: Мамедова Г.Н. Указ. соч. С. 19. .