Сергей Сартаков - Философский камень (Книга - 1)

- Потом прочитаешь, там адрес записан. На всякий случай. - И весело стал упрекать девушку, что в письмах своих она его почему-то всегда величала торжественно - "вы". Может, стоит им и сейчас так разговаривать? А Людмила улыбалась смущенно, оправдывалась:

- Ну, это же в письмах!

После рассказывала, как она ехала на тормозной площадке, как, наверно, двадцать кондукторов, а то и больше сменилось на пути, но никто не согнал ее с поезда. Ее передавали вместе с вагоном от одного кондуктора к другому, из тулупа в тулуп. Но перед самой Москвой на последнем перегоне нашелся все же "сухарь" - отказал. И тогда она сбила пломбу на другом вагоне и влезла на мешки с шерстью...

Тимофей думал, как же ей было трудно ехать, но видел на губах Людмилы блуждающую смешинку и радовался: "Не поддалась, не оробела. Молодец!"

А время шло. И нужно было уже покидать этот дом. Когда и где они теперь снова увидятся? Тимофей перешел на другую сторону стола, принялся пальцем вычерчивать на скатерти план, как отыскать вход в квартиру Мешковых, когда Людмила сойдет с трамвая.

- Запомнила? - спрашивал он ее. - Запомнила?

Людмила согласно кивала головой и повторяла за ним:

- От остановки пройти шагов двести вперед, потом повернуть направо, там будут под сводом ворота...

И руки их нечаянно, как тогда, у Одарги, встретились. Людмила тихонько отвела свою, замолчала, сбилась на полуслове. Тимофей смотрел на вздрагивающие пальцы Людмилы, крепкие, сильные пальцы, чисто вымытые, но с обломанными ногтями, такими, как всегда бывали раньше в тайге у него самого. И на руках матери тоже.

- Люда, - тихо сказал Тимофей, - прости меня.

Она ниже к столу опустила голову, а пальцы вздрогнули сильнее. Ему сразу представилось: Людмила подумала, что он, Тимофей, понял ее неправильно, что вовсе не оскорбилась она, верит ему, и тогда зачем же просить прощения?

- И за это тоже прости, - сказал он. И решительно, твердо, всей ладонью, положил свою руку на ее руки.

Так они оба замерли, и было это как первый поцелуй.

В кухонное окно постучали. Людмила встрепенулась, поднялась, сказала:

- Ой! Это, наверно, Герасим Петрович, - и побежала к двери, пряча лицо, залитое горячим румянцем.

Тимофей остался в горнице. Знакомиться с хозяином дома следует все же не у порога.

Брякнул крючок, скрипнула дверь, и чей-то, словно бы уже когда-то слышанный, голос спросил:

- Разве нет Епифанцева? - Потом, с оттенком недовольства: - Я его ждал, ждал у себя.

А Людмила ответила испуганно и виновато:

- Нет, он как раз к вам и поехал, товарищ Петунин. А мне дал ключ от дому.

- Вот же дьявольщина! Значит, где-то на дороге разминулись. И в такую погоду, черт! Хорошо, я его здесь подожду.

Было слышно, как он шмыгает подошвами по тряпице, брошенной на пол у порога, как цепляет на вешалку свою фуражку.

Тимофей припоминал: фамилия Петунин ему тоже знакома, когда-то и где-то он ее слышал. Не в Сибири ли...

- А это Тимофей Бурмакин, - с радостным удовольствием сказала Людмила.

И на пороге появился...

"Куцеволов!" - чуть не вскрикнул Тимофей.

Он был совершенно ошеломлен. Так ведь это же тот, именно тот самый человек, который с подножки трамвая приветственно взмахнул курсантам рукой! Сейчас у него отпущена борода... Но это он, все равно он! Тимофей непроизвольно погладил рукой свой подбородок, словно бы намекая входящему: об этом я знаю.

Глаза их на мгновение встретились. И Тимофей прочитал у Куцеволова: "Да, я тот самый, кого ты ищешь". А Куцеволов прочитал у Тимофея: "Ну вот я и нашел тебя!"

Но прежде, чем эти слова смогли бы вырваться вслух у Тимофея, Куцеволов успел сделать несколько чеканных шагов и подать ему руку.

- Старший следователь транспортной прокуратуры Петунин Григорий Васильевич. - Тряс и пожимал Тимофею руку, словно бы испытывая, насколько крепка она. - Слышал о вас. Рад с вами лично познакомиться. И еще больше рад, что сумел избавить вашу девушку от крупных неприятностей.

Тимофей молчал. Он не знал, что должен говорить, что должен делать.

Этот человек называет себя Петуниным, а весь его облик говорит, и его же собственные глаза подтверждают: "Я - Куцеволов". Он трясет, пожимает руку ему, Тимофею, той самой рукой, на которой кровь матери...

Схватить, скрутить его, но это бесспорно - старший следователь прокуратуры, у него, конечно же, есть документы. Чем он, Тимофей, докажет, что схватил, скрутил врага? За оскорбление следователя сразу отчислят из школы...

Куцеволов?..

А Людмила почему не опознала его? Она тогда, пусть девчонкой еще, но проехала вместе с ним довольно долгий путь. Почему она его не узнала!

Чует или не чует сам Куцеволов, если это Куцеволов, нависшую над ним угрозу?

С тех пор как с трамвайной подножки поприветствовал курсантов, идущих в строю, он отрастил бороду - стало быть, чует. Но мокрая кожаная тужурка у него топорщится на правом бедре, там пистолет, а Куцеволов не расстегивает тужурку, не тянется к пистолету - это как понять? Не чует он, что ли? А теперь ведь и его чужая фамилия, и где работает он - все враз для Тимофея стало известным. Если это действительно Куцеволов, а не трус, он должен немедленно вступить в борьбу, ни с чем не считаясь, - убрать своего противника. Или - бежать, если трус. Что же он сделает, как поступит?

Все это промелькнуло в сознании Тимофея за какую-то долю минуты.

- Пойду я, Люда. Боюсь, опоздаю, - сказал он Людмиле, так и не произнеся ни единого звука в ответ Куцеволову. - Теперь снова встретимся уже там, где я тебе показывал.

Он не назвал фамилии умышленно, из осторожности, на всякий случай. Сделал несколько медленных шагов к двери, рассчитывая, что Людмила вслед за ним тоже выйдет, его проводить, и тогда он успеет шепнуть ей несколько важных слов. Странно очень, но Куцеволов, кажется, совсем не встревожен этой их встречей. И хочет здесь спокойно остаться. Почему?

Не сделал бы он чего плохого Людмиле? Да нет, не может быть! Ведь скоро вернется хозяин дома... А все же...

- Люда, ты меня проводи немного, - попросил Тимофей, видя, что девушка не трогается с места.

- Знаете, а я, пожалуй, тоже с вами пойду, - небрежно сказал Куцеволов. - Видимо, Епифанцева что-то надолго задержало.

И плечом к плечу с Тимофеем выдавился сквозь узкую дверь на кухню.

Людмила шла следом за ними.

30

Тимофей медленно натягивал отволглую, тугую шинель, подпоясывался. Так, так... Вот теперь все правильно, понятно, почему с ним хочет пойти Куцеволов. Но как, какими словами об этом сказать Людмиле?

Сердце у Тимофея глухо постукивало, горячая волна подступала к горлу и делалось сухо во рту. Куцеволов уже надел кожаную свою фуражку и стоял между ним и Людмилой, холодно и безразлично глядя в угол комнаты. Но Тимофей заметил, что нижняя пуговица на тужурке у него сейчас была расстегнута.