Сат-Ок - Земля соленых скал

Утром лагерь выглядел, как лесная поляна, пестрая и яркая от разноцветных типи. Посреди лагеря на просторном месте возвышался большой шатер, окрашенный в красный цвет, с тотемными знаками всех наших родов. Это шасса-типи, в нем совершается испытание крови.

Мы с Совой и Таугой с утра слонялись по лагерю. Прибыли все воины Танов, Капотов, Викминчей и Сампичей, а также воины Сивашей, которые, как и мы, не хотели служить белым и присоединились к нашему племени. Ростом они были ниже наших мужчин, скулы у них сильно выдавались, на верхней губе виднелись реденькие усы. Вместо головных уборов с султанами из перьев они носили большие шапки из лисьих шкур с лисьими хвостами по обе стороны лица. Мы принимали их, как братьев, хотя когда-то, как говорил Овасес, наш военный клич не раз нарушал спокойный сон Сивашей.

С восходом солнца начались первые танцы. Это еще не был настоящий праздник, однако на поляне собрались почти все жители лагеря, чтобы посмотреть состязание воинов.

Вот из толпы выходит высокий мужчина, покрытый конской шкурой; это Утнач Отважная Птица из рода Викминчей. Он одним большим прыжком выскакивает на самую середину поляны, а потом начинает красться легким шагом пумы. Остановился - и в руке его засверкал нож, как луч луны в зеркале воды.

С противоположной стороны выходит, тяжело ступая, покрытый медвежьей шкурой воин - друг Отважной Птицы.

И вот оба воина - медведь и охотник - начинают кружиться один вокруг другого, испытывая свои силы. Отважная Птица, низко пригибаясь к земле и замедляя или ускоряя шаги, то отбегает, то приближается к большому, поднявшемуся на задние лапы медведю. И вдруг Отважная Птица, выждав удобное мгновение, бросается вперед быстро, как горностай. В первый момент казалось, что он погибнет от удара поднятой вверх медвежьей лапы, но, пригнувшись, он избежал его и вонзил нож в бурую шерсть. Большой мокве зарычал, зашатался, хотел обхватить охотника лапами, но тот уже снова на безопасном расстоянии и снова кружится вокруг него, выжидая удобную минуту для следующего удара.

Одобрительный шум пробегает среди зрителей: Утнач бросается вперед, и медведь обхватывает его лапами.

Борьба продолжается в молчании. Слышится только тяжелое дыхание борцов. Медведь хочет наклонить морду, но Утнач поддерживает головой его нижнюю челюсть, чтобы не дать медведю схватить его сверху клыками. Вот они столкнулись грудь с грудью. Зверь пытается разодрать когтями передних лап спину охотника, но ее защищает плащ из двойной толстой конской шкуры.

Наконец воин вонзает медведю нож в сердце. И молниеносно отскакивает, весь залитый потом, запыхавшийся и бледный. Медведь еще мгновение стоит на задних лапах, потом тяжело падает на землю.

Так рассказал Утнач своим танцем о борьбе с Мичи-мокве, большим медведем...

В это утро Танто и шесть других юношей начали свою последнюю трехдневную подготовку к церемонии посвящения, к минуте, когда они вступят на тропу мужчины-воина. Они находились в отдельных шатрах на краю лагеря и почти не показывались. Не прикасаясь ни к еде, ни к питью, они все три дня молились великому Маниту, чтобы он дал им отвагу и мужество, ловкость и силу, презрение к боли и страданию, через которые они должны пройти на пороге своих новых дней - дней взрослого воина.

Наконец на третий день наступило время празднества.

С самого рассвета зазвенели бубны и затрещали трещотки, все надели праздничную одежду; даже мы, мальчики, были в куртках из белых оленьих шкур, украшенных бахромой на груди и рукавах, расшитых разноцветными бусами.

В этот день Танто и шестеро его ровесников вышли из своих типи. С полудня до вечера никто, кроме них, не ступал на Место Большого Костра. Только они имели право на показ своей ловкости и силы. Это был их праздник, праздник Тану-Тукау - Праздник Посвящения.

На большой поляне земля дрожала под копытами коней, сверкали лезвия томагавков и ножей, бросаемых в цель, свистели оперенные стрелы. Когда кончал один, начинал другой. Они соскальзывали на полном галопе под брюхо коня, перепрыгивали с одного коня на другого, низко свесившись на бок коня, стреляли из луков в цель или, уцепившись под брюхом коня так, что голова почти касалась земли, метали ножи в подвешенный к дереву кусок мяса.

Вот Танто, наш Танто, уже в шестой раз мчится галопом к цели, и в шестой раз его нож вонзается в цель.

Танто - самый красивый и самый ловкий из всех. Рокот восторга чаще, чем других, приветствует его. Об этом же говорит мне Сова и поддакивают близнецы из рода Капотов, это видно по взглядам отца и Овасеса, а прежде всего по глазам Тинглит.

Наконец большой барабан, грохочущий, как гром, прерывает состязание молодежи. Он оглашает, что воины, молодежь и Молодые Волки должны собраться в красном типи, в шасса-типи, чтобы стать свидетелями посвящения семи шеванезов.

Это было первое торжество посвящения, которое я должен был увидеть. Оно было для меня тем более важным, что его проходил сегодня наш Танто.

Я так волновался, будто сам должен был пройти испытание крови. Конечно, я стоял неподвижно, с равнодушным лицом, но сердце едва не выскакивало у меня из груди, - как в тот раз, когда я увидел на пути моей стрелы большого орла и когда впервые ступил на порог шатра Горькой Ягоды.

Во мне смешались и страх и радость, неясная надежда и тревога за брата. Я не знал, где Танто. Я крепко сжимал челюсти, чтобы не видно было дрожания губ, и с трудом сдерживал слишком учащенное дыхание. Сова, который тоже впервые переступил порог шасса-типи, всматривался широко раскрытыми глазами в тотемный столб и в колдуна, стоявшего под ним. И я отчетливо видел, как тревожно вздрагивал иногда мой друг.

Горькая Ягода был наряжен не так ярко и пышно, как обычно. На нем была только повязка из орлиных перьев, на спине шкура бизона, а голову он покрыл скальпом бизона с рогами. Но его суровое старческое лицо пересекали сегодня особенно резкие и грозные морщины, и никогда еще так пронзительно не сверкали его глаза. Такое лицо было, наверное, у Канаги, повелителя тьмы, злого духа.

Неожиданно смолк голос большого барабана, и на пороге типи появились отец и брат.

Обнаженный Танто стоял будто в прозрачном тумане. Это наш отец перед началом посвящения окуривал его дымом, напевая песню отца, ведущего сына на посвящение:

Пусть Гитчи-Маниту

Даст твоему телу

Отвагу и силу,

Чтобы ты не замечал боли,

Чтобы ты был мужественным.

Иди же,

Иди, танцуй и пой,

И ты вступишь на тропу воинов.

Как только отец умолк, сейчас же отозвались бубны воинов, орлиные рожки и трещотки. Танто медленным шагом направился к ожидавшему его колдуну. Я не видел лица брата, хотя он шел прямо на меня, освещенный ярким светом костра. Я не видел его, хотя смотрел на него широко открытыми глазами.