Вячеслав Меньшиков - Ржев – Сталинград. Скрытый гамбит маршала Сталина

На вопрос следователя, откуда это известно, Шнайдер-Штурм-старший дал такой ответ:

«Я лично видел, как Клатт группировал разведывательные материалы по районам. В отношении разведывательных сведений о Советском Союзе я могу точно сказать, что, получая их от Ланга, Клатт помечал их обозначением “Макс”, в отличие от других разведывательных материалов, которые он помечал названными выше мною обозначениями…»

Другая шифровальщица из «Бюро Клатта» также четко ответила:

«Раньше я уже показала, что Клатт вообще не имел агентуры в Советском Союзе, отсюда и агента “Макс” у него не было»… (Выделено мной. – М. В.) [4]

Далее, противореча самому себе, Б Соколов в своей книге «Охота на Сталина, охота на Гитлера» в части, касающейся уже советского действующего «Макса», спокойно рассказывает… об операции «Монастырь», которая без двойного агента «Гейне»-«Макса» (Демьянова) состояться просто не могла. [5]

Вот, к сожалению, для неподготовленных, а порой и доверчивых читателей предлагаются и такие «исторические» пироги. Есть только один ответ для Б. Соколова и других заинтересованных лиц: никто,кроме исполнителей операции «Монастырь», не знал и не имел права знать, что проводятся такие совершенно секретные действия в отношении фашистского верховного главного командования.

И такой расчет Сталина оказался правильным, так как исключал, например, такие «случайности», когда большие военные чины, находясь на фронте в периоды между планированием крупнейших операций, особенно «за рюмкой чая», могли почесать языки насчет того, что Верховный предлагает какую-то неудобоваримую операцию с дезинформацией. Лучше бы он дал парочку армий из своих, от Ставки ВГК, резервов. Вот тогда бы уж точно Красная армия разгромила немцев под Ржевом!

Автору этой книги теперь, отойдя от достаточно пространных, но нужных отступлений, расставляющих многие точки над «i», необходимо дальше более подробно рассказать читателям, как же реально работал с немцами якобы «не существовавший» агент «Макс». И напомнить многим, в первую очередь упомянутому Б. Соколову, что до самого мая 1945 года немцы исправно получали шифровки от «своего» агента «Макса».

Это подтверждает знающий человек, ветеран ФСБ генерал-лейтенант А. Зданович:

«Ответ один – А. П. Демьянов – он же – специальный агент “Гейне”, а также “немецкий” агент “Макс”, который работал на “фашистов” до 1945 года, 5 мая получил от них следующее послание:

“С тяжелым сердцем мы вынуждены прекратить оказание вам помощи. На основании создавшегося положения мы не можем также больше поддерживать с вами радиосвязь. Что бы ни принесло нам будущее, наши мысли всегда будут с вами, кому в такой тяжелый момент приходится разочароваться в своих надеждах.”». [6]

Для большей убедительности к фотографии «несуществующего» А. П. Демьянова я добавил и снимок также реального архивного дела операции «Монастырь», где хранятся те документы, часть из которых уже открыта, и мне еще придется предъявить их читателям.

Конечно, кому-то, наверное, может не понравится, что я в своем рассказе о разведчиках так много места отдаю «бюрократии», «бумагам», ссылкам. Все эти сноски в тексте, понятно, иногда мешают плавному рассказу об операции «Монастырь» и других событиях почти забытого 42-го года. Но зато они являются хорошим залогом того, что описание совершенно секретных событий не получится только художественным, как фантазия автора, а будет по возможности строго документальным изложением давних фактов. Другое дело, что только мне известно, как тяжело приходилось искать многие архивные данные, порой в самых неожиданных местах.

Но без этих вставок не обойтись. Вот, например, ветеран Службы внешней разведки (СВР), прекрасный писатель с точным словом, Эдуард Прокофьевич Шарапов приводит в своей книге «Судоплатов против Канариса» такие ценные выдержки из записей жены А. П. Демьянова– Татьяны Борисовны Березанцевой (агент «Борисова»). Они, конечно, лучше всего помогают понять читателям, каким человеком был советский двойной агент «Гейне»-«Макс». И не за счет силы воображения писателя, а по словами самого близкого для него человека – жены – после возвращения Александра-Шуры из «Сатурна»:

«Шура вернулся домой веселый, возбужденный и возмужавший. Появилась уверенность, собранность человека, готового к новому прыжку, азарт опасной игры. Первые две недели он писал отчет и не выходил из дома, так как не исключено, что немцы могли проверить, когда он вернулся. Слишком быстрое возвращение могло вызвать подозрение…» [7]

Понятно, что условия ведения радиоигр требовали от чекистов большой организованности и оперативности в осуществлении разведме-роприятий. Они заставляли всех участников максимально проявлять свои профессиональные качества и умения, быстро ориентироваться и правильно действовать в часто меняющихся ситуациях и самой различной обстановке. Ведь в оперативной игре не раз случались непредвиденные комбинации. Например, когда требовалось выводить на подставные явочные адреса-ловушки вновь прибывающих немецких агентов-курьеров.

В радиоиграх на разных этапах участвовало большое количество людей: сотрудники НКВД, перевербованные вражеские агенты, засылаемые перебежчики из числа немецких военнопленных, а в отдельных эпизодах и бойцы войск НКВД, которые помогали проводить многие спецмероприятия. Вся эта масса людей требовала строгой централизации руководства, четкого взаимодействия ведущих радиоигру сотрудников с другими службами советской контрразведки и подразделениями Красной армии. При этом нужно было сохранять все в строжайшей тайне, как, впрочем, и до сегодняшнего дня.

В проведении самой радиоигры, особенно по содержанию шифровок «Макса», отправляемых им гитлеровцам, чекисты 4-го управления НКВД старались придерживаться того положения, чтобы дезинформацию, сообщаемую врагу, нельзя было выявить в принципе. Поэтому она должна была быть небольшой по объему и хорошо спрятанной среди абсолютно достоверных и проверяемых фактов. Понятно, что при этом соотношение правдивых и ложных данных могло быть вещью неравномерной. Но в любом случае правды в шифровках оказывалось больше, иначе другая пропорция была чревата возможным раскрытием обмана и не должна была в таком виде переправляться противнику, если разведчики хотели получить положительный эффект в радиоигре. Именно за эту «правдивую пропорцию» в радиограммах «Макса», которые санкционировал Сталин для передачи германскому военному руководству, как раз и ценили данные «своего» агента «Макса» в гитлеровском генеральном штабе.