Лебек Стефан - История Франции. Том I Происхождение франков

Самые явные доказательства смещения экономических горизонтов дает нумизматика. Примерно до 670 года Галлия и весь остальной запад сохраняли верность денежной системе Римской империи. При невозможности чеканить золотые су, аналог византийской монеты, имевшей слишком большую покупательную способность, повсеместно продолжалось изготовление монет стоимостью в одну третью часть су, или «триентов». Прошло много времени после скандального прецедента, созданного Теодебером, прежде чем перестали выбивать на монетах имя императора. Но это отнюдь не означало, что его заменило имя короля. Чаще всего на деньгах фигурировало имя их изготовителя. Это яркое свидетельство того, как нелегко было королевской власти контролировать чеканку денег в нескольких сотнях мастерских. От этого страдало качество монет: если вес «триента» оставался примерно одинаковым и равнялся примерно 1,3 грамма, то качество его становилось отвратительным. Во второй половине VII века в эти монеты, претендовавшие на золотое содержание, добавлялось все больше серебра, которое по своей стоимости было в двенадцать ран дешевле золота. Являлся ли медленный процесс ухудшения качества денег следствием дефицита в торговле с Воет оком или прекращения ввоза золотого металла? Или виновата тезаврация накопление роскошных варварских украшений (они найдены при раскопках значительною количества могил) и литургических сосудов, хранимых в церковных сокровищницах? Или дело в том, что сокращались торговые связи — по объему (что несомненно), но особенно по стоимости?

Или, наконец, сыграло роль давнее пристрастие (что отмечал уже Тацит) германских народов к серебру? Несомненно, важны все перечисленные факторы. Но особо следует выделить влияние торговых народов сивера фризов и англосаксов, с которыми установились контакты в портах Кептовик и Дорштадт. Эти пароды первыми решились на полный разрыв с моделями римско-византийского денежного хозяйства, приспосабливая инструменты этого хозяйства к стесненности своего снабжения драгоценным металлом и к потребностям своих торговых перевозок. Примерно около 670 года они стали чеканить маленькие монетки из серебра с надписями на местных наречиях. Эти монеты, весом менее одного грамма каждая, сразу же завоевали успех, поскольку во Фризии воспроизводили английские типы, а в Англии — фризские типы. Однако такие монеты очень быстро распространялись и по всей Галлии (историки упорно продолжают называть их «сцеаттас» по ошибке, восходящей к XVII веку, хотя правильнее было бы называть их «протоденье» или «протопенни»). Многочисленные клады таких монет, сделанные в первой половине VIII века, находят повсюду: в Бэ (район Ренн), Сен-Пьер-лез-Этье (Бурж), Ноанане (Клермон), Плассаке (Бордо) и Симиезе (Ницца). Известно также, что вскоре в самых различных местах иногда принимались чеканить монеты подобных типов, например, в устье Луары, Успех новой денежной единицы можно объяснить только тем, что она соответствовала экономической реальности того времени и отражала экономический поворот Галлии к северу. Эта единица была приспособлена к объемам и стоимости совершаемых сделок, но особенно к требованиям новых торговых партнеров. Не случайно то, что, начиная с 673 года (именно к этому времени относится самый древний образец протоденье, изготовленный в Туре по повелению Хильдерика II), франкские короли стали чеканить серебряные денье весом примерно 1,1 грамма. Не случайно и то, что после 700 года в Галлии на шесть веков прекратилось производство золотых монет и денье превратился в почти исключительный инструмент торговых обменов.

Таким образом, преодолев опасный кризис, в котором Галлия оказалась в конце VI столетия, страна воссоздала себя на новых основаниях, которые определят ее будущее. Почти покончено с латифундиями, а призрак античного «цивитата», все еще вводящий в заблуждение, окончательно рассеивался. Отныне наступили времена подвергавшихся разделам «вилл», а также пригородных созвездий, где селились светская и церковная элиты. Они все более и более отворачивались от Средиземноморья, обращая свои взоры к новым странам на севере, к рынкам сбыта излишков продукции. Вскоре эти земли откроются и для честолюбивых воинов, и для ревностных миссионеров.

Несомненно, что лишь большие церковные хозяйства и самые богатые земельные собственники собирали в своих руках излишки возрожденного производства, обирая крестьян, становившихся все более и более зависимыми, и получая обильные урожаи на своих полях. И только эти хозяйства имели доступ к межрегиональному (даже международному) рынку, центрами которого становились новые торговые города и пригороды старинных городов, географически наиболее удачно расположенных. Там излишки сельскохозяйственной продукции обменивались на предметы роскоши, необходимые одним для отправления культа, другим — для демонстрации своего социального статуса. Получали продавцы этой продукции и серебряные монетки, которые начинали распространяться в их собственных владениях.

Среди знатных особ VII века редко кто мог гордиться тем, что с незапамятных времен обладает правом собственника на настоящее «наследие». К таковым относились лишь представители галло-римских родов, тот, кто сохранил четкое сознание своего происхождения и смог обеспечить в те неспокойные века передачу по наследству своей собственности. К указанному времени сохранилось несколько таких семейств южнее Луары (Дезидерии, из рода которых вышел святой Дидье; Сиагрии, активно действовавшие в начале VIII века на пространстве от Лиона до Прованса), но на севере подобных семейств не осталось. Здесь от слияния элит выиграли варвары, происхождение от рода сенаторов являлось редкостью (как в случае с Нумерианом, епископом Трирским в середине VII века, и его братом Жерменом). Аристократия Северной Галлии разбогатела не так давно, причем состояния основывались не столько на притязаниях потомственной знати (таковая отсутствовала во времена «Салической правды»), сколько были результатом службы королю, службы духовной и светской, выполнения задач королевской администрации. Именно благодаря такой деятельности происходила концентрация наибольшей части земель в руках епископов, главных монастырей, придворных администраторов, графов, крупных феодалов, а в ряде случаев — членов королевской свиты, которые жили при дворе, находились на казенном содержании и, таким образом, не нуждались в получении земельных пособий.