Иван Беловолов - Истра 1941

Недавно в бою за село Н. подразделение, которым командовал Троненко, попало в трудное положение. Превосходящий в несколько раз по численности враг напрягал все свои силы, пытаясь прорвать линию обороны. Узнав об этом, комиссар Куцев, взяв отделение бойцов и увлекая их за собой, двинулся на помощь подразделению Троненко.

Увидев рядом с собой своего любимого комиссара, бойцы утроили силы, и атаки противника были отбиты. После этого боя фашисты недосчитались около 200 своих солдат и офицеров, а подразделение, с которым шел комиссар, не имело ни убитых, ни раненых.

Подразделение, где комиссаром Куцев, все время находится в боях, но политико-воспитательная работа среди бойцов ни на минуту не прекращается.

Политработники и низовые агитаторы постоянно информируют бойцов о положении на фронтах Отечественной войны, о событиях, происходящих в стране, о международном положении, разъясняют важнейшие приказы командиров.

Комиссар проявляет особую заботу о росте партийно-комсомольских рядов. За последнее время лучшие бойцы и командиры приняты в ряды партии и Ленинского комсомола. Выросли такие отважные бойцы, как Петухов, уничтоживший 150 фашистских солдат и офицеров, Стрелков, уничтоживший своим пулеметом целый взвод вражеской пехоты, и ряд других товарищей, имена которых навсегда останутся в памяти нашего народа.

Комиссар Куцев действительно является отцом и душой своего подразделения.

Красноармеец Т. БЕРЕЖНОЙ.

День угасал. Поезд стоял на пути. Высокий стройный юноша в широких полосатых штанах и серой клетчатой рубашке с отложным воротником прощался с товарищами комсомольцами.

— Анас, — сказала девушка с длинными черными косами, подошедшая к нему, — ты был хорошим работником на заводе, стахановцем. Я хочу, чтобы ты стал храбрым воином, как Салават Юлаев.

— Да, Дурсун! Я буду только таким, как Салават Юлаев, — ответил Анас.

Поезд тронулся. Анас долго смотрел на родной Кыштым, продолжая думать о герое башкирского народа Салавате Юлаеве.

…Сейчас мы сидим в полутемном блиндаже. Только в углу струится скупой свет коптилки. От разрывов мин он дрожит и мигает. Анас Сунгатулин грузно опустился на пол и стал рассказывать нам о том, что довелось ему повидать и пережить в последнюю ночь.

— Да-а… — вздохнул он. — Ночь была темная, мы незаметно вошли в деревню. Тут вдоль маленькой речушки немцы заняли оборону. Они установили пулеметы и минометы, расставили автоматчиков.

Приказываю бойцам остаться в огороде и залечь промеж грядок, а сам ползу к колодцу… Теперь все это рассказывается как-то легко, а тогда я был чертовски напряжен, натянут, как струна, аж губы запеклись и в горле все пересохло. Словом, ползу дальше. Вокруг меня тихо-тихо. Только изредка ночную тишину прорезывает глухой и унылый лай собак. Вдруг — шорох… Дверь ближайшего дома скрипнула и отворилась. Лучи яркого света мгновенно выплеснулись в ночную тьму. Затаив дыхание, я прижался к колодцу, не спуская пальца со спускового крючка своего пэпэша. Жду.

Анас на секунду замолк. Сощурив свои чуть раскосые глаза, он посмотрел в темный угол землянки и крепко затянулся цигаркой, которая, вспыхнув ярким огоньком, осветила его смуглое, скуластое лицо с черными угольками глаз. Пустив краем губ тонкую струю голубоватого дыма, он продолжал рассказывать:

— …Вот, значит, жду… Секунды кажутся вечностью, но я оставался по-прежнему спокоен. Смотрю, из хаты вышла женщина, высокая, как жердь. В руках у нее узелок. Воровски оглядываясь, она торопливо подошла к автомашине, стоявшей возле соседнего дома. Около автомобиля мерными шагами ходил немецкий часовой, мурлыча какую-то заунывную песенку. Увидев женщину, он тотчас же вытянулся в струнку и пролепетал:

«Хайль Гитлер!»

Женщина густым басом повторила эти же слова. Кровь ударила мне в голову. Мысль лихорадочно заработала: это, несомненно, немецкий диверсант, решил я.

— Ух, гад! — вырвалось у меня.

В горячке даже и не заметил, тихо или громко произнес эти слова. Но это меня отрезвило, и я притаился. К счастью, моих слов никто не услыхал. Часовой открыл дверцу автомашины и, засунув туда голову, что-то сказал. Из машины выпрыгнули два щеголеватых офицера. Они вполголоса поговорили с переодетым фашистом и дали ему несколько гранат. Он положил их в узел и, попрощавшись с офицерами, хотел было идти. Именно в это время я и решил вмешаться. Недолго думая, я швырнул гранату, раздался взрыв. Автомобиль и гансы взлетели в воздух. Поднялась суматоха. Проснулась вся деревня. Затарахтели пулеметы и автоматы. По улицам забегали солдаты. Но меня и след уже простыл. Окунувшись в темноту, я побежал в огород, где залегли разведчики, которые во время стрельбы успели засечь огневые точки врага.

…Анас умолк. В землянку вошел командир Балдин.

— Сунгатулин, — сказал он, — сегодня вам с товарищами предстоит горячая работа. Задача — просочиться через передний край обороны противника и разведать систему его укреплений.

Командир подробно объяснил задачу. Сунгатулин метеором вылетел из землянки, чтобы подготовиться к ночному рейду в логово врага. Командир тепло улыбнулся и с гордостью, тоном, каким люди говорят о самом близком и дорогом, сказал:

— Этот малый — не промах. Смельчак. Я его знаю давно. Он никогда меня не подводил. Это башкирский батыр, настоящий Салават Юлаев.

Сержант А. ТАЛИЦКИЙ.

Я с группой красноармейцев работал в помещении на телефонном аппарате. Вдруг невдалеке от нас раздались выстрелы из автоматов. Не прошло и десяти минут, как пули посыпались на наш дом.

Тогда я решил посмотреть, кто стреляет. Выбежал на улицу и увидел, что наш дом окружают фашисты. Вернулся к товарищам. Спрашиваю, что будем делать. Решили обороняться, с винтовками в руках встали у дверей и окон. Но быстро сообразили, что наш план обороны не годится — на стороне врага численное превосходство.

Один из нас предложил спуститься в подполье и сидеть там до наступления темноты, а потом «угостить» непрошеных гостей и уйти незамеченными. Остановились на этом варианте. Взяли телефонный аппарат, спустились с ним в подпол и там зарылись в картошку. Передали на командный пункт о случившемся и прекратили работу, отрезали от аппарата провод и выбросили его конец на улицу, так как он мог навести на наш след.

Немецкие автоматчики ворвались в дом. Все загремело, затрещало… Вечером для установки огневых точек немцы стали прорубать стену как раз в том месте, где мы сидели в подполе. Мы осторожно перебрались в другой угол.

Поздней ночью, когда все стихло, мы бесшумно вылезли из подпола и направились к выходу. Фашисты спали на полу. У дверей стоял часовой. Очень быстро я прикончил его штыком.