Иван Беловолов - Истра 1941

Марина закрыла канцелярию на замок и побежала с Ксеней в

санчасть. Уложили все имущество в ящики, приготовились к отъезду. Марина вышла на крыльцо — ждали грузовика, и тут на нее налетел запыхавшийся Фомин:

— А ну пошли укладывать бумаги!

Когда батальонная канцелярия прибыла в Гучково, бои шли уже на подступах к Истре. И там вместе с саперами была Аня Фокина, санинструктор второй роты. Об этой бесстрашной девушке Марина слышала от бойцов, прибывавших в санчасть с передовой:

— Ну и боевая! Ни черта, ни дьявола не боится — вытаскивает раненых прямо из реки!

В то время награды скупо давали, а Аню Фокину представили сразу к ордену. О ней писали во фронтовой газете. Марине она казалась человеком особенным, не таким, как все остальные. И Марина очень удивилась, когда Ксения Вивтоненко завела однажды такой разговор:

— Маринка, давай в роту проситься! Что мы тут — все принимаем да отправляем раненых, ты портянки свои считаешь. Фокина на передовой, ей легче быть храброй! Ну, сама посуди: вот, допустим, завтра кончится война, а ты и немца-то живого не видела. Вояка!

— Как это не видела?

— Да где же?

— В Сорокине, когда в разведку ходила.

— Ты в разведку ходила? — удивилась Ксения.

— Сперва я просто так пошла, бабушку повидать, она в Сорокине живет. Только вхожу в деревню, слышу — моторы гудят, собаки лают, а на улице пусто, будто все люди вымерли. А они в погребах сидели. И бабушка моя тоже. Поплакали мы с ней, а как стала я наверх вылезать — тут и увидела фашистов. Машины их посреди улицы стояли, а к машинам пушки были подцеплены. Солдаты возле пушек бегали, что-то кричали по-своему. Ой как я испугалась! Бегом из деревни оврагом и у лесной опушки встретилась с нашими разведчиками. Спрашивают: «Здешняя?» Я говорю: «Конечно!» И попросили они меня опять сходить в Сорокино, поглядеть, в какую сторону немецкие колонны двигаются. Самим-то разведчикам в маскировочных халатах к деревне близко не подойти — их сразу заметят.

— И ты пошла?

— Ну да. На улице опять пусто. Те машины с пушками, которые я в первый раз видела, уже проехали. А в стороне Львова гудят моторы. Все громче, громче. Прижалась я к палисадничку, жду. Вот уж слышу — пошли машины на подъем к деревне. Вдруг как засвистит в воздухе! Бах! Прямо там, в овраге, где машины ехали, снаряд разорвался! Потом еще один. Думаю: сейчас фрицы разбегутся, как тараканы! Закричали они там на разные голоса…

— Ты видела, как они разбежались? — спросила Ксения.

— Ничего не разбежались. Покричали и поехали дальше. Ой, Ксеня, я как увидела их… Ну вот совсем, кажется, рядом вползла в деревню одна машина, за ней другая, третья… Двенадцать всего я насчитала. И поперли по улице. Моторы ревут, аж земля трясется.

— А солдаты сидят в кузовах на скамеечках, мундирчики у них чистенькие, каски блестят, автоматы в руках. Лица у всех дерзкие такие, нахальные — что, мол, нам ваши снаряды!

— Теперь-то они драпают! — сказала Ксеня.

— Теперь драпают! — согласилась Марина. — А тогда у меня мысль в голове была: что, если все они такие вот, свеженькие, досюда дошли… Такое меня зло взяло…

— Ну а куда же они ехали?

— На Звенигород. Когда я сказала об этом командиру наших разведчиков, он, поверишь, даже присвистнул: думали, что немцы повернут на Истру, там был наш укрепленный район, а они пошли в обход…

— Счастливая ты, Маринка, — вздохнула Ксения. — Уже и в разведку сходить успела, и раненых под бомбежкой перевязывала…

Вот уж скоро и Можайск. Машины без конца буксуют на заснеженных дорогах. Ну и зима выдалась, никогда еще в этих местах не бывало столько снегу! Впереди колонны автомашин ползет трактор — вытаскивает грузовики. Холодно сидеть в кузове. Мороз пробирается под ватник. Стынут, деревенеют ноги.

Несколько дней назад ушла из санчасти Ксения Вивтоненко: в первой роте погиб санинструктор, и ее взяли на освободившееся место. Марине обидно: вместе подавали рапорты, а она все еще ходит в писарях. «Чем же я хуже?»

Марина пошла к комбату, подала новый рапорт. Комбат долго смотрел на нее грустными глазами. Вздохнув, сказал:

— Подожди немного, дочка, у меня сейчас все роты укомплектованы.

— Другие все воюют, а я в писарях, — пожаловалась Марина.

— Засиделась? — усмехнулся комбат. — Ну ничего: там места освобождаются быстро.

Все- таки она добилась: ее перевели обратно в санчасть, к Гликерии Петровне. Теперь тут работы было много — раненые поступали с передовой непрерывно. Спать приходилось иной раз только в машине, во время переездов.

Однажды остановились на ночлег в какой-то деревушке. В немногих уцелевших домишках уже разместились саперы одной из рот — разминировали участок перед деревней и приотстали от других.

В избе, куда вошли Марина с Гликерией Петровной, было жарко и совсем по-домашнему трещали в печи дрова. Отсветы пламени плясали на полу и на лицах сидевших на корточках бойцов. Марина тоже подсела к печке, вытянула к огню озябшие руки, и тут в избу вошла еще одна девушка — невысокая ростом, в ушанке набекрень, в перетянутой солдатским ремнем телогрейке и с кобурой на боку. Брови и волосы на лбу — белые от инея.

— Ну как, Аня, раненых много? — спросила у нее Гликерия Петровна.

— Хватает. Сегодня, правда, полегче.

— Ноги не застыли?

— Нет, в валенках хорошо.

Разговаривая, Аня сняла шапку, телогрейку и оказалась очень тоненькой, черненькой, постриженной под мальчика девушкой.

— Кто это? — потихоньку спросила Марина у Гликерии Петровны.

— Да Аня же Фокина! Аня, познакомьтесь: это моя помощница, Марина. Тоже бедовая — все просится туда, к вам. Не сидится ей со мной…

— Ну и правильно, — сказала Аня. — У вас тут скучища.

— Вот и Ксения ушла, — продолжала жаловаться Гликерия Петровна. — Ты ее не встречала — как она там?

— Ничего, хорошо. Они вперед ушли, — Аня махнула рукой в неопределенном направлении и, в свою очередь, принялась жаловаться Гликерии Петровне на то, как трудно следить за санитарным состоянием бойцов, когда все время в наступлении. И еще о чем-то таком же будничном говорила.

Оказывается, и Аня Фокина тоже не только подвиги совершает, но и работает, как все другие. Как Марина, как Гликерия Петровна, как Ксения. Делает перевязки, ведет отчетность и проверяет санитарное состояние бойцов. Только все это она делает там, на передовой. В этом вся и разница. И Марина подумала — теперь она это твердо знала, — что и она смогла бы работать где угодно. И там, на передовой, тоже…

Две саперные роты во главе с командиром батальона ушли вперед, и в какой-то момент связь между ними и штабом прервалась. Это случилось на Вяземском направлении.

В санчасть прибывали теперь не столько раненые, сколько обмороженные. Они и рассказывали, что происходит на переднем крае.