Сергей Цветков - Эпоха единства Древней Руси. От Владимира Святого до Ярослава Мудрого

Летописную Родню наиболее часто отождествляют с городищем Княжая гора, которое, однако, находится не в устье Роси, а несколькими кило метрами выше по течению (см.: Мезенцева Г.Г. Древньоруське Мiстo Родень (Княжа гора). Киiв, 1968; Древнерусские княжества X—XIII вв. С. 44). В X в. здешнее укрепление, служившее временным убежищем для жителей соседнего открытого поселения, выглядело весьма скромно и мало подходило для длительного «сидения» в осаде. В городской детинец оно преврати лось только в XII—XIII вв.

Разброс мнений приблизительно таков: 1) это было «торжеством язы ческой стороны над христианскою» (Соловьев С.М. Сочинения. История России с древнейших времен. Кн. I. Т. 1—2. М., 1993. С. 167); или 2) «попыткой модернизации самой языческой религии, точнее, пестрых языческих верований, которым Владимир пытался придать стройность и ввести их в рамки, соответствующие укреплению и развитию классового общества…» (Мавродин В.В. Образование Древнерусского государства. Л., 1945. С. 309); 3) князь «хотел собрать всех богов, которым поклонялись различные племена, и составить из них в Киеве пантеон, обязательный для всего государства. Владимир желал создать такую религию, которая могла бы крепче объединить все его государство (Греков Б.Д. Киевская Русь. М., 1953. С. 476); 4) Владимир стремился «поднять древние народные верования до уровня государственной религии» (Рыбаков Б.Л. Киевская Русь и русские княжества XII—XIII вв. М., 1982. С. 395); 5) он «сделал попытку приспособить язычество к своей объединительной политике» (Левченко М.В. Очерки по истории русско-византийских отношений. С. 344—345); 6) «Поставление кумиров» — идеологическая акция, с помощью которой киевский князь надеялся удержать власть над покоренными племенами, остановить начавшийся распад грандиозного союза племен во главе с Киевом» (Фроянов И.Я. Начала русской истории. С. 783); 7) речь идет «о простом и прозаическом деле — строительстве языческого капища на новом месте» (Рапов О.М. Русская церковь в IX — первой трети XII в. С. 210).

Нахождение святилища рядом с княжеским замком — характерная черта топографии славянских городищ. По Титмару, в замке князя редарей стояло капище бога Радегаста; в Щетине княжий двор располагался на холме бога Триглава.

Полное заглавие: «О законе, Моисеом [Моисею] даннем, и о благодати и истине [которые] Иисусом Христом бывший; и како закон отьиде, благодать же и истина всю землю исполни, и вера во вся языкы простреся и до нашего языка русьскаго [достигла]; и похвала кагану нашему Владимеру, от негоже крещени быхом; и молитва к Богу от всея земли нашея».

Ср., напр., с более поздним летописным рассказом об «испытании вер» (под 986 г.), где богословские аргументы «варяга» вложены в уста пришедших к Владимиру папских послов: «вера бо наша яко свет есть, кланяемся Богу, иже сотвори небо и землю, звезды и месяц, и всяко дыхание, а бози ваши древо суть».

Как это и произошло впоследствии. Домонгольскому летописанию и внелетописным памятникам этого времени имена варягов-мучеников были неизвестны. Анонимное Слово на святую Четыредесятницу (вторая половина XI в.) называет их просто «мучениками Христовыми». Владимирский епископ Симон (1214—1226) в одном из своих посланий пишет о святом Леонтии Ростовском, крестителе Ростовской земли, убитом местными язычниками: «…се трети гражанин бысть Рускаго мира, с оне ма варягома венчася во Христе». А.В. Назаренко замечает по этому по воду: «Нигде выше у Симона речь о варягах-мучениках не шла, поэтому многозначительное «онема» приходится понимать как указание на тех всем известных варягов, которых в то же время невозможно назвать по именам, ибо они неизвестны» (Назаренко А.В. Древняя Русь на международных путях. С. 384). В этой связи весьма показательно, что на Руси не было храмов, поименованных в честь варягов-мучеников. Свои имена — Феодор (или Туры) и Иоанн, под которыми они поминаются ныне, — первые российские мученики получили уже в позднейшей церковной традиции, опиравшейся, по мнению И.И. Малышевского, на предания Киево-Печерской лавры (см.: Малышевский И.И. Варяги в начальной истории христианства в Киеве // Труды Киевской духовной академии. 1887. № 12. С. 23, 34).

А.В. Флоровский считает упоминание Перемышля поздней вставкой, вместо Перемиля у Червена (см.: Флоровский А.В. Чешско-русские торговые отношения X—XIII вв. // Международные связи России до XVII в. Сборник статей. М., 1961. С. 67. Примеч. 4).

Раскопки во Владимире-Волынском показали, что город действительно возник в конце X в. (см.: Кучинко М.М. Древний город Владимир на Волыни // Древнерусский город. Материалы всесоюзной археологической конференции, посвященной 1500-летию города Киева. Киев, 1984. С. 68).

В этих местах обнаружено погребение воина, вооружение которого состояло из панциря, ножа и боевого топора. По мнению Б.А. Рыбакова, это мог быть погибший в сражении с русами радимич (см.: Мавродин В.В. Образование Древнерусского государства. С. 301).

Кажется, никто из историков не обратил внимания на абсолютную невозможность наименования радимичей «пищаньцами» — по имени не значительной речушки. Скорее можно было бы ожидать «сожане».

Характерное высказывание, доказывающее, что целью походов Владимира было не «расширение торговых связей с Востоком», как пишется в большинстве исторических трудов, а поиск новых данников. Поток восточного серебра, с середины VIII в. поступавший в Европу через Хазарию и Волжскую Булгарию, к тому времени почти полностью иссяк, «один из последних серебряных дирхемов, о котором известно, что он был выпущен самими болгарами, датируется 986/987 г.». (Франклин С., Шепард Д. Начало Руси: 750—1200. СПб., 2000. С. 232).

Археологический перечень видов оружия, найденного на территории Волжской Булгарии, выглядит внушительно: мечи, сабли, однолезвийные палаши, ножи, кинжалы, топоры, кистени, булавы, наконечники копий и стрел, рогульки (шары с шипами, которые бросали под ноги вражеской кавалерии).

Так, внезапный недуг заставляет обратиться к Богу «русского князя» Бравлина, напавшего в конце VIII в. на Сурож, как о том повествует Житие святого Стефана Сурожского. В одной из редакций Владимирова жития говорится, что тело Владимира покрылось струпьями, которые после крещения спали с князя в купели, как рыбья чешуя. Этот эпизод является буквальным заимствованием из исторической хроники византийского писателя IX в. Георгия Амартола, где он приурочен к крещению императора Константина Великого. Однажды, когда Константин разболелся проказою, во сне ему явились апостолы Петр и Павел. Они приказали позвать во дворец святого мужа, епископа Сильвестра, который один мог указать болящему путь к спасению. По совету Сильвестра Константин окунулся в купель — «и тотчас вышел царь из купели весь здрав, оставив струпы тела своего в воде, как рыба чешую» (Барац Г. Библейско-агадические параллели к летописным сказаниям о Владимире Святом. С. 69—70).