Георгий Катюк - Израиль, которого не было

Как бы то ни было, сама возможность обращения к латинянам за помощью не вызывает сомнений, хотя бы потому, что Комнин известен своей пролатинской ориентацией. Это, в частности, подтверждается тем, что незадолго до описываемых событий с него было снято папское отлучение, как с раскаявшегося схизматика.

Интересная зависимость: все нападения турок на византийские владения совершались при пролатинских императорах, каковым был и последний император, Константин Драгас, погибший при штурме Константинополя. Это лучшее подтверждение того, что отступлениями византийцев от отчей веры в сторону латинства они и были спровоцированы.

Впрочем, согласия патриархов на включение филиокве в Символ веры на Западе так и не дождались. Эта двойственная позиция Византии (ни нашим ни вашим) сыграла в конце концов с нею злую шутку. То, что не сделали крестоносцы, доделали в конце концов османы.

Но в любом случае захват Никеи сельджуками — причина для выступления более реальная, нежели иллюзорное попрание христианских святынь в далеком Иерусалиме.

Впрочем, «захватом» это можно назвать с очень большой натяжкой. Никея перешла во владение турок через несколько лет после битвы при Манцикерте в результате соглашения между ними и византийцами о разделе сфер влияния. Очень похоже, кстати, на переход Иерусалима в руки арабов (что наводит на размышления).

Тогда тоже все произошло мирным путем. Согласно легенде, Иерусалимский патриарх Софроний в полном патриаршем облачении явился на Масличную гору для встречи с халифом Омаром, дабы сопроводить последнего на экскурсию по святым местам. Во время экскурсии пробил час мусульманской молитвы, и Софроний предложил отслужить ее прямо перед Гробом Господним [133] Пусть не вводит вас в заблуждение упоминание о «Гробе Господнем». Речь идет о церквушке, символизирующей данный «Гроб» и лишь предположительно находящейся на месте пещеры, в которую было помещено после казни тело Христа. Причем даже предположением это назвать трудно. Это просто очередная притянутая за уши сказка, а лучше сказать — пропагандистская утка. Дескать, императрица Елена, мать Константина Великого, прогуливаясь в 326 году в окрестностях Иерусалима, «совершенно случайно» наткнулась на пещеру, в которой она, ко всеобщей радости, признала место упокоения Христа. Остается только догадываться, по каким признакам она это установила. Там что, мемориальная доска висела? (это лишний раз указывает на то, что особых расхождений между двумя религиями на тот момент не было). Однако невежественный варвар предпочел все-таки выйти из церкви и молиться перед ее входом, явив тем самым пример необычайного пиетета к ценностям завоеванного народа.

Есть во всем этом один момент, о котором нельзя не упомянуть. Омар во время экскурсии попросил препроводить его на Храмовую гору. И тут выяснилось, что на ее месте находится мусорная свалка! Вот так пассаж! Халифу пришлось буквально продираться через горы мусора к Камню основания, над которым, по преданию, находился девир древнего Храма. Сказывают, он собственными руками зачерпнул горсть мусора и в своем плаще отнес его в Кедронскую долину, где и выбросил, положив тем самым начало расчистке и строительству на Храмовой горе.

Только представьте себе: когда Иерусалим был во владении Византии, там не только ничего не делалось для расчистки Храмовой горы, но туда даже свозили мусор из Константинополя! Историки, путаясь в показаниях, объясняют это тем, что Храм, мол, был иудейским, для христиан значения не имеющим. К тому же за грехи евреев его и должна была постигнуть abominatio desolationis — горькая участь, предсказанная еще пророком Даниилом [134] Abominatio desolationis (лат.) — «мерзость запустения». .

А тогда к чему вся эта затея с Крестовыми походами, с идеей восстановления Храма? И разве Храм — не общая святыня для христиан и иудеев? Но из этого фрагмента вытекает, что он считался святыней как раз теми, от которых этого можно было ожидать меньше всего, — мусульманами.

Впрочем, я опять отвлекся. Захват Никеи сельджуками — вот о чем надо говорить. Именно он стал непосредственной причиной Крестовых походов. Именно к Никее устремились толпы Петра Пустынника и Вальтера Голяка. Она же чуть позже стала объектом устремлений европейской знати, предводительствуемой Готфридом Бульонским.

Но вот что поражает. Никея никоим образом не упоминается ни в Клермонской проповеди, ни в письме Алексея Комнина. Речь идет о чем угодно: об Иерусалиме, о Гробе Господнем, о Константинополе, только не о ней. Это выглядит совершенно парадоксально! Историки могут объяснить этот казус примерно так: Иерусалим — это стратегическая, далеко идущая цель походов, тогда как Никея подлежала освобождению лишь в порядке помощи «братскому» греческому народу. Потому и не упомянул о ней папа. Дескать, второстепенный это объект.

Хорошо, но почему она не упомянута в письме Алексея Комнина? Ведь именно ее захват, поставив под угрозу судьбу столицы, побудил его к написанию письма. Но вместо этого мы слышим дежурные стенания о горькой участи того же Иерусалима и Гроба Господня. Императору как будто неизвестно, что эти объекты вот уже без малого пятьсот лет находятся под сарацинским сапогом, отдалены от Константинополя не на одну сотню километров и к судьбам византийства не имеют никакого отношения. «Итак, действуйте, — торопит он братьев-латинян, — пока есть время, дабы христианское царство и, что еще важнее, Гроб Господень не были для вас потеряны, дабы вы могли получить не осуждение, но вечную награду на небеси».

Похоже, об этом не знает и папа, если судить по фрагментам его речи в Клермоне, в особенности по использованному в них слову «ныне»: «Особенно же пусть побуждает вас святой Гроб Господень, Спасителя нашего Гроб, которым ныне (выделено мной. — Г.К.) владеют нечестивые, и святые места которые ими подло оскверняются и постыдно нечестием их мараются». Или вот еще: «И этот царственный град [Иерусалим], расположенный посредине земли, ныне находится в полоне у его врагов и используется народами, не ведающими Господа, для языческих обрядов». Выходит, до этого арабами он использовался по назначению, не для языческих обрядов?

Поневоле в голову закрадываются крамольные мысли. Если Гроб Господень еще не потерян к тому времени окончательно и если еще не поздно его освободить, к чему, собственно, и призывал папа, то он мог находиться только в том месте, которое лишь совсем недавно («ныне») было оккупировано сельджуками!

Но таким местом могла быть только Никея! Ведь она перешла в руки мусульман незадолго до выступления крестоносцев, в 1097 году. Тем более что находилась она в Вифинии, своим названием удивительно напоминающей древний Вефиль. Не иначе Никею имели в виду папа и император, говоря об Иерусалиме. Ее и бросились освобождать крестоносцы в первую очередь.