Владимир Беляев - Под чужими знаменами

И в то же самое время, когда польские магнаты, заседая во львовском суде, приговаривают Мирослава Сичинского к смертной казни через повешение, целая армия священников греко-католической церкви, подчиненных Шептицкому, пытается, правда безуспешно, внедрить его слова о всемерном послушании в сознание народа. Они стремятся внушить народу, что нельзя выступать против угнетателей, которые расстреливают народ, ибо это будет «политика без бога»…

26 июня 1908 года в палате господ австрийского парламента с большой речью по поводу причин, вызвавших убийство графа Андрея Потоцкого, выступил известный украинский писатель и общественный деятель Василь Стефаник. В его речи была вскрыта противоречивость политической тактики митрополита Шептицкого.

«На проповеди в великую пятницу, — говорил Василь Стефаник, — греко-католический митрополит граф Андрей Шептицкий сравнивал смерть Потоцкого чуть ли не со смертью Христа, а акт Сичинского называл не только «преступлением перед богом, но и против собственной общественности, против отчизны». Каждому бросается в глаза такой факт: с одной стороны, ни митрополит Шептицкий, никто из других «князей русской церкви» не выступил против заповеди «не убий», когда во время выборов в 1897 году убили Стасюка, когда во время забастовок 1902 года убили Скочилиса, когда во время беспорядков, в связи с избирательной реформой, убили 6 крестьян в селе Лядском, когда во время последних выборов в парламент убили 3 крестьян в Горуцке и когда во время последних выборов в галицийский сейм убили Марка Каганца, того самого Каганца, смерть которого была едва ли не решающей для выстрела Сичинского.

С другой же стороны бросается в глаза этот протест митрополита по поводу смерти Потоцкого, причем лишенный каких бы то ни было слов осуждения по поводу тех обстоятельств, какие являлись политической подоплекой для этой смерти. Сопоставление этих двух фактов приводит нас к мысли, что церковь не всегда выступает против нарушения заповеди «не убий» или что не каждое убийство является нарушением этой заповеди. В свою очередь, такая мысль приводит к дальнейшим размышлениям, в результате которых будут разбиты иллюзии относительно того, что церковь является опекуном униженных и обездоленных».

Все честные, прогрессивные люди Украины, мнение которых выражал Василь Стефаник, еще в те далекие дни 1908 года видели и понимали, кого защищал Шептицкий.

Не забыли и не простили этих успокоительных речей даже украинцы, живущие за океаном, — те трудящиеся украинцы, которых голод и безысходная нужда погнали за куском хлеба с родной земли в пасть канадским и американским монополистам.

Через два года, в 1910 году, митрополит Шептицкий, объезжая Америку и Канаду, приехал в канадский город Ванкувер. На заводах и фабриках Ванкувера работало немало украинцев. Во время первой же проповеди, которую митрополит произнес перед рабочими-украинцами города, его забросали тухлыми яйцами.

— Предатель! На тебе кровь Каганца! — кричали рабочие Ванкувера Шептицкому и сорвали выступление сиятельного «князя церкви», не желая слушать его религиозную демагогию.

Этот убедительный случай выразительно определяет цену легендам, распространявшимся украинскими националистами о «благородной миссии» Шептицкого, который будто бы «спасал украинский народ». Все эти легенды имели одну цель — замаскировать, прикрыть преступную тактику графа-митрополита, каждый шаг которого был рассчитан на обман народа.

С одной стороны, митрополит жертвовал часть денег, которые он получал от эксплуатации собственных прикарпатских лесов, на построение больниц и бурс-общежитий для украинской школьной молодежи; с другой стороны, он через управителей беспощадно эксплуатировал рабочих на своей фабрике бумажных изделий «Библос» во Львове. Не случайно именно на этой фабрике так часто вспыхивали забастовки рабочих. Среди управителей именин митрополита, которые принимали участие в удушении забастовок и восстаний лесорубов в прикарпатских лесах, не раз видели и руководителя поместий «князя церкви», офицера австрийской службы, вожака украинских националистов, террориста и немецкого шпиона Мельника. Именно такие подручные митрополита, как Андрей Мельник, во многом определяли политическую тактику Шептицкого — стяжателя и буржуа, переодетого в мантию католического иерарха.

Клерикальная и прочая реакционная пресса в Галиции восхваляла заслуги Шептицкого в организации и финансировании музея украинского национального искусства во Львове, расположенного на улице Мохнацкого. Но она замалчивала подлинные цели коварного слуги Ватикана.

Шептицкий хорошо знал, что в давние времена украинское население Галиции боролось за свои права и через церковь, придерживаясь православной веры отцов. Церкви Закарпатья сохраняли ценнейшие памятники украинского народного искусства, отображавшие те времена, когда на этих землях еще не было ненавистного ватиканского влияния. Такие памятники естественно напоминали доуниатские времена и были большой помехой латинизации. Вот почему Шептицкий решил перевезти все эти памятники в музей, находящийся во Львове, и заменить живопись на стенах сельских храмов новыми католическими изображениями. Где бы Шептицкий ни побывал, отовсюду он свозил в «национальный музей» памятники византийского восточного искусства, а в то же время в села отправлялись лубочные иконы святой Терезы, Йосафата, Антония и других католических святых, изготовленные в Ватикане. В музей украинского национального искусства, находившийся под эгидой митрополита, были ввезены ценнейшие памятники гак называемого Манявского скита и других православных монастырей — последних твердынь в борьбе с ненавистной народу унией.

Шептицкий достиг своей цели. Свезенные в музей памятники были изолированы от народа, их могла видеть разве только небольшая кучка специалистов и «благонадежных» любителей украинской старины. Народ не имел доступа к ним. И действительно, очень трудно допустить, чтобы гуцулы из Коссова, или бойки с Ужокского перевала, или даже учителя Тернопольщины могли позволить себе такую роскошь, как поездка во Львов для посещения музея, созданного митрополитом в центре польской колонизации на восточных окраинах буржуазной Польши.

В годы первой мировой войны граф Шептицкий, как уже упоминалось, по распоряжению русских военных властей был вывезен в глубь России и на правах почетного арестанта находился в русских монастырях. С первых же дней Февральской революции выпущенный на волю, он с новой энергией начал осуществлять давнишние планы Ватикана. Приехав в Петроград, граф Шептицкий обосновался временно на Фонтанке у заклятого врага советской власти тайного английского агента польского епископа Цепляка.