Геннадий Семенихин - Космонавты живут на земле

-- Не нами это заведено, не нам и отменять. Новоселье есть новоселье. Так вот я предлагаю выпить этот шестидесятиграммовый по объему бокал за новую страницу, которая открылась в биографии старшего лейтенанта Алеши Горелова. Он уже не летчик-истребитель, он пришел в маленький наш отряд. Но еще и не космонавт. Чтобы стать космонавтом, надо много еще ему потрудиться. Мы, конечно, верим, что это ему по плечу. Но вот о чем хочется с первого раза предупредить тебя, Алеша. Видишь, друг, нас здесь восемь человек. Шесть парней и две девушки. Нас готовят к выполнению особо важных полетов. О них не за столом говорить. Возможно, потребуется лишь два, три или четыре человека, а не восемь. Привыкни к мысли, что можешь и не полететь. Сразу, чтобы не было обидно потом. Понял?

Женя Светлова обеспокоенно задвигалась на своем стуле.

-- Подождите, Володя, вы не так говорите. Не с этого надо начинать. Можно, я к сказанному прибавлю?

-- Пожалуйста, Женя, -- мягко согласился Костров.

Светлана встала и, прижимая к груди ладони, горячо и взволнованно начала:

-- Мы, здесь присутствующие, -- космонавты. А кто такие космонавты? Я считаю, что космонавты -- это разведчики будущего.

-- Почему же только космонавты? -- заметил Субботин, накладывая в тарелку салат. -- А геолог, ищущий нефть? А строитель новой железнодорожной трассы? А кибернетик, творящий в тиши кабинета? Они чем хуже? К чему такая исключительность, Женя?

Светлова вызывающе встряхнула головой.

-- Да, конечно, и геолог, и строитель, и кибернетик -- все это тоже разведчики будущего. Но мы, космонавты, в особенности. Мы первыми видим то, чего никто еще не видел. Вы только подумайте, что нас ждет в недалеком будущем. Монтажные работы в космосе, строительство орбитальных лабораторий. Звездные старты к другим планетам. Но чтобы стать настоящим космонавтом, не только знания нужны. Нужно и душу иметь чистую, светлую. Если ты хочешь стать космонавтом только для того, чтобы после финиша пройтись по ковровой дорожке на Внуковском аэродроме да по заграницам постранствовать, -- нечего тебе делать в нашем отряде. И в космос незачем тебя пускать. Вот я и хочу поднять бокал за то, чтобы Алеша Горелов стал настоящим тружеником космонавтики.

-- Превосходно, Женя! -- похвалил генерал.

-- Я тоже хочу два слова добавить, -- встрепенулась Марина Бережкова и покраснела. -- Я, конечно, не могу так красиво, как Женя. Она -- поэзия, а я -- проза. Но знаете друзья, о чем часто думается? Космонавтов всегда будут с почетом встречать. Но с каждым годом число их растет, и не за горами то время, когда они уже не смогут помещаться на трибуне Мавзолея, и тогда по Красной площади будет на торжествах проходить взвод, потом рота. Так я буду безмерно счастлива, если стану когда-нибудь рядовым такой роты. И Алексей, надеюсь... Вот за это и давайте...

-- Давайте, а поскорее, -- вставил Локтев, -- рука у меня устала, ведь целые шестьдесят граммов держу.

-- Пожалейте малютку, -- под общий смех сказал Субботин.

И все дружно выпили.

Живя в соболевском гарнизоне, Алеша не однажды бывал на холостяцких вечеринках. Там летчики-реактивщики тоже вели счет выпитым граммам, но рюмки со спиртным поднимались чаще, да и подвыпившие за столом нет-нет да объявлялись. Здесь все было по-другому: космонавты больше поднимали рюмки и чокались, ставя их на стол, нежели пили. Да и рюмок со спиртным на каждого пришлось только две. Зато в комнате было на редкость шумно и весело. Разговор то сливался воедино, то дробился на мелкие ручейки, и гости на разных концах стола спорили и говорили о своем. Встряхивая белокурой головой, Женя Светлова обсуждала с Локтевым недавно просмотренный фильм. Алеша не расслышал, какой именно. Она его разносила, Локтев добродушно защищал.

Генерал Мочалов, заметив, что Алеша напряженно за ними наблюдает, тихо сказал:

-- Вы не шутите, Горелов, Женя у нас, знаете... Она не только звонкие тосты произносит. Второй год сидит девчонка над специальной темой. Торможением космического корабля и системой спуска с орбиты занимается. Так-то.

Игорь Дремов чертил вилкой на скатерти непонятные воздушные кривые и горячо доказывал спокойному, неторопливому Сергею Ножикову:

-- Что ты мне говоришь? Ну как с тобой, парторг, можно согласиться? Если на пять секунд будет задержка, знаешь, куда корабль отнесет во время посадки... и кривая снижения совсем не так будет выглядеть.

-- А я тебе говорю, что ручная система ориентации и в этом случае дает возможность исправлять ошибку. И значительно, мой друг, -- гудел в ответ не соглашающийся с ним Ножиков. -- И на орбите маневрировать будет можно гораздо больше, чем ты предполагаешь.

А на другом конце стола Андрей Субботин, даже приподнявшись, убеждал Кострова:

-- На зайцев сейчас самое время, когда же еще, позвольте спросить, если не теперь? В первое воскресенье отправимся. Только бы генерал разрешил. И новичка заберем. Пойдешь, Олеша хороший? -- передразнил Субботин его волжский выговор.

-- Конечно пойду! -- оживился Горелов. -- Если разрешат.

-- Что такое? -- прислушался Мочалов. -- На зайцев? Пожалуй, разрешу, Субботин, только для вас, разрешу охоту.

Андрей налил в стакан виноградного сока и блаженно улыбнулся:

-- Только для вас... только для вас. "Для вас специально сады расцветут, только во Львове..." Знаете такую древнюю песенку?

-- Такую многие из нас знают, -- согласился Мочалов, -- а вот другую, что во время войны в нашем штурмовом полку сложили, едва ли кто слышал.

-- Спойте, товарищ генерал, -- попросил Костров. -- За чем же остановка?

Мочалов отрицательно покачал головой:

-- Какой из меня солист. Все прекрасно знаете, что я из породы безголосых.

-- Тогда прочитайте, а мы споем, -- предложила Марина.

-- Это можно.

Генерал чуть сдвинул над переносицей густые брови, мечтательно посмотрел в задубелое от мороза окно. Глаза его стали задумчивыми. Он видел сейчас вовсе не празднично накрытый стол, а то далекое, что никогда ему не давало почувствовать себя старым и всегда освежающим ветром врывалось в память. Он вспоминал душное от полыни и мяты поле фронтового аэродрома, всполохи огня в патрубках "илов", косяки боевых машин, исчезающих в небе.

-- Это было подо Ржевом, в сорок втором. Летал я в ту пору на "илах". Как только их не звали: и "горбатыми", и "утюгами", и "черной смертью". Но машина эта действительно на совесть послужила фронту. Мы штурмовали Ржев перед наступлением наших войск и, надо сказать, несли большие потери. Зениток, "мессеров" и "эрликонов" там было -- пруд пруди. И вот, чтобы развеять мрачное настроение у летунов, наши полковые остряки пародию сочинили на ту песенку о львовских садах. Прижилась пародия, во всех эскадрильях ее напевали. А слова, ребята, такие... Песня ведется от лица фашистов: