Геннадий Семенихин - Космонавты живут на земле

-- Ребята, мы тут! -- разнесся ее звонкий голос по городку.

x x x

Майор Ножиков усиленно надраивал тряпкой красный каркас "Москвича", когда к нему подошли Горелов и Дробышев. По всему было видно -- оба только из столовой: Горелов держал в руке надкусанное яблоко, а Дробышев нес несколько пачек сигарет.

Голубые глаза Дробышева с тонкими густыми прожилками критически окинули машину.

-- Вот что делает с людьми частная собственность! -- засмеялся Дробышев. -- С нашего партийного секретаря аж седьмой пот сходит.

Ножиков выпрямился, разминая замлевшую спину.

-- Не частная, а личная собственность трудящегося, -- поправил он.

Дробышев протянул руку:

-- Здорово, Сережа.

-- Здорово, Иван Михалыч.

Из распахнутых дверей гаража пахло бензином и промасленной ветошью -на цементном полу просыхали небольшие лужицы, в беспорядке стояли канистры.

Дробышев деловито потрогал ногой новенькие, тугие скаты.

-- Вопрос к тебе имею, Сережа.

-- Я знаю, что не приходишь без вопросов, Иван Михалыч.

-- Спасибо, что деловым человеком считаешь.

Ножиков подошел к водопроводной колонке, стал мыть руки.

-- Чем же на этот раз интересуешься?

-- Володей Костровым.

-- И с каких же позиций?

-- С позиций воинского товарищества. Володя уже пятые сутки на исследовании. Утром мне сказали -- одного-двух к нему могут на короткое время пропустить. Надо бы решить этот вопрос, товарищ партийный секретарь.

Ножиков застегнул воротник, надел галстук.

-- А чего ж его решать, если все решено? Тебе, Иван Михалыч, надо было попрямее спросить, зачем я надраиваю свою "антилопу-гну". К нему сейчас поеду, к Володе. Вот и Горелова взял бы, но у него вестибулярные тренировки. Ты, может быть, составишь компанию?

-- Я сегодня тоже не могу, -- вздохнул Дробышев.

-- Ну, вольному воля, -- сдался Ножиков.

Через полчаса красный "Москвич", сияя всеми ручками, стеклами и дисками, подкатил к проходной, и часовой, которому Ножиков показал в окошко раскрытый пропуск, напутственно пожелал:

-- Счастливого пути, товарищ майор.

Сразу за проходной веселой орущей стайкой машину обступила детвора. Ребятишки бегали по мягким лесным дорожкам копать для рыбалки червей и сейчас, возвращаясь в городок, были рады встрече с Ножиковым. Из всех космонавтов не было для них более дорогого и доступного, чем этот широколицый майор.

-- Дядя Сережа, прокати! -- закричали самые смелые.

-- Дай погудеть, дядя Сережа!

-- А сколько "Москвич" стоит?

-- А сто километров он дает?

-- Ишь вы, неугомонные, -- заворчал на них Ножиков с напускной строгостью. -- Кто домашние уроки сделал, садись в фюзеляж.

-- Мы все сделали, -- заверил белобрысый Митька, Андрея Субботина сын.

Насажав полную машину ребятни, Ножиков дал газ и промчался с километр по пустынному шоссе. Стрелка на приборе скорости, задрожав, слилась с цифрой "100", и кто-то из ребят восторженно выкрикнул:

-- Вот дает! На первой космической прямо!

Погасив скорость, Ножиков развернулся, подвез ребят назад к проходной. Мальчишки высыпали из "Москвича", как горох, дружно прокричали:

-- Спасибо, дядя Сережа!

У Ножикова не было своих ребят. Еще в сорок девятом, через год после того как он женился на Елене Пряхиной, школьной учительнице, в муках родила она сына-недоноска, но спасти его не удалось: мальчик умер на третьи сутки. А после этого жена не беременела. Жили Ножиковы дружно и тихо, были удивительно чутки друг к другу. В их небольшой квартире всегда царил идеальный порядок. При виде чужих ребятишек Сергей не однажды вздыхал. Оттого что не было детей, он посвящал свой досуг делам самым разнообразным: то за новым ружьем центрального боя начинал усиленно ухаживать, то рыболовными снастями занимался самозабвенно или прикипал к фотоаппаратам и кинокамерам. А теперь "Москвич" напрочь вытеснил прежние увлечения. Сергей содержал его в такой чистоте и опрятности, так ревностно за ним ухаживал, что сразу же навлек на себя остроты товарищей. Алеша Горелов, начавший вместе с Андреем Субботиным выпускать стенную газету "Нептун", в первом же номере наградил его карикатурой: обливающийся потом Ножиков орудует над "Москвичом" гаечным ключом. И подпись: "Ни сна, ни отдыха измученной душе".

Майор Ножиков, как и все летчики-истребители, не мог ездить на малых скоростях. Едва только красная машина проскочила затерянный в густых подмосковных лесах железнодорожный разъезд и, преодолев три километра плохой дороги, вырвалась на шоссе, он включил все восемьдесят. И только перед населенными пунктами сбавлял газ. Теплый майский ветер тугой струей гудел за стеклами, бился о чистый капот. Грохотало шоссе под твердыми шинами, и было приятно на душе. Сильные, в волосах руки Ножикова лежали на баранке. Фуражку и форменный китель он снял, садясь за руль. Сейчас они подпрыгивали рядом с ним на мягком сиденье. Ножиков быстро установил причину хорошего настроения. Она заключалась не только в том, что ему удалось поколебать генерала Заботина и теперь с Володей Костровым все должно было решиться хорошо. Радовала Сергея еще и бесценная весть. Вчера вечером спокойный и уравновешенный их замполит Нелидов затащил его к себе в кабинет и сказал, сияя прищуренными глазами:

-- Тысячу раз за тебя радуюсь, Сережа. Утвержден первым кандидатом на космический полет этого года. Разумеется, это пока совершенно секретно.

Ножиков ударил кулаком себя в грудь:

-- Могила, товарищ полковник.

Красный "Москвич" поглощал километры, и ветер победно гудел за его стеклами: утвержден, утвержден. Ножиков улыбался всем своим добрым лицом спокойного, физически сильного человека. Сколько ему? Уже сорок? Так ведь это же только по паспорту и по метрике. На самом же деле он чувствует себя двадцатипятилетним, не больше. Приятно сжималось сердце. И только неловко становилось от мысли: а вдруг Володя Костров прочтет невзначай не его лице радость. "Нет, ему об этом знать сейчас не надо, -- думал Ножиков, -- если отобьем атаки врачей, Володя поедет на космодром в качестве второго кандидата на полет. А может, и в одном экипаже уйдем в космос". Шевеля мягкими крупными губами, Сергей напевал песенку, которую в общем-то не очень любил, но лучше которой не знал ничего песенного о космосе и космонавтике:

На пыльных дорожках далеких планет

Останутся наши следы...

Живописные балочки, поросшие нежной ярко-зеленой осокой, то на мгновение прятали "Москвич", то выбрасывали наверх, и он мчался и мчался беззаботно по шоссе, ведущему к столице. Над сонной поверхностью прудов качались тростники, пригретые солнцем. Медленно проплывали табунками домашние утки.

Уже половина пути осталась за плечами. "Надо в машине приемник поставить, -- подумал Ножиков, -- веселее будет дальние маршруты коротать". Впереди замаячило большое село с сохранившейся колокольней. Над каменным домиком за зеленой церковной оградой Ножиков увидел телевизионную антенну, усмехнулся: "Как же это? Святой отец, а телевизором балуется. Куда руководящий состав епархии смотрит?" Колеса прогрохотали по крепкому деревянному настилу моста, переброшенного через узенькую речушку. Было послеобеденное время, и на сельских улицах он увидел всего несколько прохожих. Миновав центр села, "Москвич" выскочил на окраину, когда справа от серой ленты шоссе увидел Сергей вытоптанную лужайку и возившихся на ней деревенских ребятишек. Белобрысые головки опять высекли в сердце доброе щемящее чувство. Ребятишки перебрасывали красно-голубой мяч. Он взлетал с тугим звоном. И все остальное случилось неожиданно, нелепо, глупо, как и обычно случается на дороге. Мяч выкатился на самую середину шоссе. Девочка лет пяти в пестром ситцевом платьице и голубой кофточке бросилась за мячом. Увлеченная игрой, она не заметила бесшумно вырастающий у нее за спиной "Москвич". Ножиков увидел метрах в тридцати, не дальше, ее белобрысый затылок и жидкие косички на нем с вплетенными розовыми ленточками. Минута перед большой опасностью родила необыкновенную ясность сознания. Остановить машину Ножиков уже не мог. Но он отчетливо успел подумать обо всем, что сейчас случится. Секунды -- и буфер "Москвича" ударит по этому затылку... В мгновение он облился холодным потом. "Задавить девчонку!.." И он что было силы рванул машину. Она, взвизгнув колесами и тормозами, сделала невероятный прыжок влево. Сергей увидел серый телеграфный столб, стремительно надвинувшийся на чистенький капот "Москвича", услышал, как посыпались на него со звоном стекла, а потом наступили потемки...