Юлиан Семенов - Майор Вихрь

- Кончилось бы тем, что все десять домов были взорваны, жители расстреляны, а ты сидел бы в гестапо вместе с Анной, - сказал Тромпчинский. - Вихрь, глядите, во-он тот подъезд видите?

- Да.

- Это подвальчик. Там кабаре и проститутки. Я там был ночью: выручка громадная. Хозяин сидит за перегородкой, у него сейф. По-моему, плюс ко всему он спекулирует медикаментами. С гестапо связан уже два года... Он доносит гестаповцам, его весь город ненавидит, этого гитлеровского холуя. Фашист и спекулянт.

- Ночью опасно, - сказал Вихрь. - Задержат патрули.

- Да, - согласился Седой, - ночью мы будем, как голые.

- Стоп, - сказал Вихрь, - а если на немецкой машине? Юзеф, ты мог бы принять участие в этом деле?

- Меня знает хозяин. Меня вообще многие знают в городе.

- Я могу, - сказал Седой, - если очень надо, пойду я.

- Понимаешь, если пойдет один Степан с нашими ребятами, они сразу засветятся, хотя документы Коля им достал через своего интенданта.

- Да, - сказал Седой, - ваших даже в смокинге за версту определишь. Держаться совсем не умеют.

- Здесь банк? - спросил Вихрь.

- Да.

- Идеальнее ничего не придумаешь.

- Расстреляют всех служащих, - сказал Седой, - за пособничество бандитам.

- Ну что? - спросил Вихрь. - Остановимся на кабаре?

- Я - "за" - сказал Тромпчинский.

- "За", - сказал Седой.

На следующий день трое сбежавших из лагеря военнопленных, включенные в боевую группу Коли, пришли на явку Степана. Часов в двенадцать в окно постучали условленным стуком: раз-раз, пауза, раз, пауза, раз-раз-раз. Это были Вихрь и Седой.

- Новиков Игорь, - представился первый.

- Муравьев Владислав.

- Николаев Евгений.

- Садитесь, товарищи, - предложил Вихрь. - Будем беседовать.

В полночь Коля вынес костюмы: ребята переоделись. Седой скептически покачал головой.

- Новиков еще, может, подойдет, - сказал он Вихрю, когда они вышли в другую комнату, - а остальные нет. У них глаза с яростью, их засекут. Там играть придется, там надо часами дожидаться минуты. Они себя засветят. Ребят надо держать для диверсий, а эта штука с эксом не для них.

- Ну что ж... - задумчиво сказал Вихрь, - видимо, ты прав. Пойдем втроем. Ты, Степан и я. Удирать будем на машине Аппеля. У него ночной пропуск.

- Этих ребят я сегодня отведу обратно в лес, а оттуда их перебросим к нашим партизанам, так будет разумно. "Соколы" - большой отряд, я с ним на связи, - сказал Седой.

- Хорошо. Экс отнесем на завтра.

НА ВСЯКИЙ СЛУЧАЙ

Берг не любил свой почерк. Он понимал, что его каллиграфический почерк, точные нажимы и неимоверно изящные соединения свидетельствовали о несгибаемом канцеляризме его обладателя. Поначалу Берг гордился и своей феноменальной памятью, и каллиграфическим почерком. Он возненавидел свой почерк, когда до него дошел отзыв Канариса. Он пробовал изменить почерк, но из этой затеи ничего не вышло: почерк вроде дефекта речи - рожден заикой, ну, стало быть, заикой и помрешь. Реванш Берг брал в другом: развелся с женой и пустился во все тяжкие. Как это ни странно, но расчет его оказался точным, и по прошествии года о нем стали говорить не как о канцеляристе, но как об удачливом донжуане, рубахе-парне, незаменимом в компании мужчин человеке, если захотелось после дружеской попойки где-нибудь повеселиться - у Берга всегда были наготове телефоны верных подруг.

Но фюрер уволил Канариса в почетную отставку - адмиралу было поручено руководить экономической войной; абвер слили с ведомством Кальтенбруннера, а управление кадров в ведомстве Кальтенбруннера выражало недоверие людям морально не стойким. Останься Берг тем памятливым каллиграфом, каким он был, - наверняка судьба вознесла б его в аппарате Кальтенбруннера. Он делал ставку на вкусы Канариса, но пришел Кальтенбруннер - и Берг оказался в Кракове, всего лишь в должности офицера 1-С (офицера фронтовой разведки) группы армий "А".

Поэтому сейчас каждый свой шаг он перестраховывал с такой тщательностью, которая в случае новых непредвиденных случайностей гарантировала бы его, во всяком случае, от окончательного разжалования.

Разработку русской радистки он вел осторожно и неторопливо; после пяти бесед с Аней почувствовал, что скованность девушки прошла; со дня на день он ждал, что она примет его предложение и тогда он получит в руки связь, а по

вязи уж куда легче идти на внедрение в подполье.

После каждой беседы Берг исписывал гору бумаги, восстанавливая каждое слово русской радистки со скрупулезной точностью, - это был его оправдательный документ. Более того, когда Берг почувствовал, что девушка вот-вот "дозреет", он связался с шефом краковского гестапо. Крюгер приехал к нему вечером, и они вдвоем просидели над материалами, приобщенными Бергом к делу, условно названному "Елочка". Шеф гестапо одобрил проведенную работу, и Берг сразу же попросил шефа позвонить руководителю отдела А-2, с тем чтобы в дальнейших контактах, если они появятся, руководство отдела А-2 оказывало помощь Бергу в разработке этой перспективной операции.

Шеф гестапо спросил Берга:

- Послушайте, а не слишком ли жирная фигура для вербовки к красным полковник Берг?

- Приятно слышать, - улыбнулся Берг, - что меня считают жирной фигурой.

Крюгер ответил:

- Ну, поймите меня правильно.

- Я понимаю вас верно, - ответил Берг, - я использую возможность шутить в разговоре с человеком, понимающим юмор. Увы, это редкое качество... Мне кажется, что, если им предложу свои услуги я и в случае если они это наше предложение примут, тогда мы войдем в контакты с более высоким уровнем заинтересованностей красных, чем ежели бы свои услуги им предложил унтер-офицер. По тому кругу интересов и по тем вопросам, которые они могут поставить передо мной, мы поймем их дальние планы, а не местные интересы полка или в лучшем случае дивизии, противостоящей нашей обороне на том или ином участке фронта.

Шеф сидел задумчиво, поигрывал пригоршней карандашей, кусал верхнюю губу и щурил левый глаз. Берг нажал:

- Если эта наша операция пройдет успешно, думаю, Кальтенбруннер останется в высшей степени доволен нами.

Это было приглашением к танцу: Берг дал аванс на обоюдную славу.

Крюгер положил карандаши на стол и снял трубку телефона.

- Отто, - сказал он руководителю отдела А-2, - мы с Бергом задумали интересную работу. Поднимись к нам, пожалуйста, мы обговорим детали.

"Около десяти часов, - записывал Берг, - мы сели ужинать. Радистка учила меня, как надо заваривать чай. Она утверждала, что его нельзя кипятить на плитке, а надо держать укрытым теплой тряпкой.

_Я_. Почему вы так думаете?

_Она_. Так делала мама. У нас в Сибири умели заваривать чай, нигде так не могут чаевничать, как у нас.

_Я_. А кофе вы любите?

_Она_. Не очень. Оно горькое.