Михаил Лукашев - 10 тысяч путей к победе

Где и искать непобедимых силачей, как не среди заступников земли русской — былинных богатырей, само имя которых стало синонимом силы. Все они, как на подбор, наделены не только высоким благородством и мужеством, но еще и необычайной мощью, «богатырской силушкой». И боевая палица у них «в девяносто нуд», и, лишившись оружия в бою, могут они без всякого труда ухватить за ноги одного из врагов, «кой больше всих», и начать им «помахивать», отбиваясь от нападавших. Естественно предположить, что сильнейшим не только в сражениях, но и в борцовской схватке окажется «наибольший богатырь», атаман заставы богатырской Илья Муромец. Мощью он превосходит всех своих боевых товарищей. И когда одолеть неприятеля оказывалось им не по силам, в решительное единоборство с незваным пришельцем вступал сам Илья, всегда одерживая победу…

Изломав оружие в смертельном поединке «в поле», не раз доводилось былинным богатырям завершать жаркую схватку с врагом безоружным единоборством. Так что подобный навык имел каждый из них (как, впрочем, и любой древний воин). Но при всем том безвестные былинники особенно выделяют — борцовское мастерство «податаманья», своего рода «богатыря-интел-лектуала» — Добрыни Никитича. Точно так же, как, например, и его искусную игру на гуслях. Мало того, если тот же Илья Муромец борется, в основном уповая на огромную силу, то Добрыня делает ставку на свое умение. Знаем мы даже о том, какой именно прием был у него самым излюбленным (коронным, как сказали бы мы теперь):

Но что же это был за бросок такой — «спускать с носка»? Впоследствии, уже в прошлом веке, русский этнограф опишет сущность этого приема так: «…борец, покосив противника на правую сторону, вместе с тем подбивал ему носком правой ноги его левую ногу и этим способом мгновенно сшибал его с ног на землю…» Особенно искусно владели тогда этим приемом московские борцы. Бросок именовали «московским», и родилась даже поговорка: «Москва бьет с носка». Дожил этот эффективный прием даже и до наших дней. Вы без труда найдете его в арсенале борьбы самбо, где он получил название «подбив голенью»…

Итак, Добрыня — признанный мастер борьбы, о котором прошла даже «слава великая». Рассказ о его победах в борьбе мы встречаем не в одной былине. Но особенно интересен и показателен для нас тот случай, когда Добрыне довелось «потягатися» с «набольшим богатырем», самим Ильей Муромцем. Много значила в борьбе физическая мощь, но, разумеется, издревле знали: есть нечто такое, что вполне успешно можно противопоставить и ей. Точно подметив и умело использовав момент, когда «атаман» оказался в неустойчивом положении, Добрыня искусным броском опрокинул его на спину. Вот былинное описание этого единоборства:

Похоже, что мы едва ли ошибемся, если сильнейшим борцом древности признаем именно Добрыню Никитича. Но вот только можно ли считать героев былинного эпоса реально существовавшими лицами? Или это всего-навсего плод народной фантазии, сложный собирательный образ?

Былины — сама история, хотя и в весьма своеобразном изложении. Столетиями героические народные сказания буйно обрастали мифическими подробностями, иные детали безвозвратно утрачивали, замещая их новыми, рожденными последующей эпохой. До наших дней былины дошли как интереснейшая загадка далекого прошлого, как хитроумно зашифрованное послание к нам многих поколений предков. Там всегда сокрыты пробившиеся из самой седой древности вполне реальные события. Но разгадать их и отграничить и многовековой толще легендарных напластований столь же интересная, сколь и сложная задача. В основе былинных образов, даже таких причудливых и, казалось бы, фантастических, как Идолище Поганое, несомненно, лежат характеры существовавших некогда людей. Углубляясь в «родословную» былинных героев, почти всегда можно отыскать тех, кто явился их прообразом. В списках новгородских посадников встретить Ваську Буславича, действительно жившего в середине XII века. Прочитать в летописи об Александре Поповиче — одном из семидесяти богатырей, сложивших голову в трагической битве на Калке. Кстати, это как раз он, ухватив неприятеля за ноги, превратил его в своеобразную палицу.

В этом отношении наш Добрыня Никитич отнюдь не представляет исключения. У него даже не один, а как минимум целых два прототипа. Один из этих Добрынь, дядя князя Владимира, боярин и воевода, жил в X веке. А второй — рязанский «хоробр» по прозвищу «Златой пояс» — родился только через два столетия после этого и был боевым сподвижником Поповича, разделившим его печальную участь в бою с татаро-монголами. Такое «раздвоение личности» серьезно осложняет и без того нелегкую проблему. Определить, от какого именно из двух своих прототипов — киевского или рязанского — получил былинный богатырь в наследство борцовское искусство, увы, невыполнимая задача. Тем более что только этими двумя вариантами былинные источники могут отнюдь и не исчерпываться.

Академик Б. А. Рыбаков в своем интереснейшем исследовании, которое читается поистине как увлекательный приключенческий роман, рассказывает о первооснове некоторых из тех качеств, которые в былинах приписываются Добрыне, но при этом констатирует: «Нам никогда не удастся выяснить, был ли исторический Добрыня, сын Малка Любечанина, гусляром и сказителем былин…» То, что говорится здесь о музыкальных способностях богатыря, к сожалению, полностью относится и к его борцовскому мастерству. Отталкиваясь от этого былинного образа, нам никак не удается выйти к какому-то действительно существовавшему в древности сильнейшему борцу. Так что наш такой колоритный «храбр и наряден муж» Добрыня Никитич, хотя вполне и годится на символическую роль патрона всех российских борцов, но открыть почетный строй реально существовавших чемпионов никак не сможет.

Выходит, что устные предания в подобном поиске не всегда надежный помощник. Но ведь в X веке появляются уже и письменные исторические источники. А если обратиться к ним, просмотреть, например, летописи? В первый момент такая мысль кажется просто абсурдной. Летописи велись в монастырях, и уж кто-то, а монахи знали истинную цену «окаянных бесовских игрищ». Где уж тут ждать от них рассказа о «греховод-никах»-борцах! Но, как это ни поразительно, первое исторически достоверное и хронологически точное сообщение о борьбе в Древней Руси оставил нам не кто иной как черноризец Киево-Печерского монастыря Нестор. Тот самый славный летописец Нестор, который пришел в монастырь семнадцатилетним юнцом и за долгие годы самоотверженного труда создал там необыкновенно талантливую «Повесть временных лет», равной которой нет в историографии ни одной европейской страны, за исключением прямой наследницы античной культуры — Византии. Не следует, однако, думать, что летописец в порядке исключения был ревностным борцовским болельщиком и к народным забавам относился снисходительно. Вовсе нет! И если монах нашел все же возможность рассказать о древнем атлете, то только из-за его выдающихся боевых заслуг. Вот что узнаем мы из «Повести».