Тихон Семушкин - Чукотка

Через несколько часов мы прибыли в первое стойбище. Люди самых различных возрастов окружили нас. Некоторые из них выбежали в нижней кухлянке и в одних меховых чулках.

Таграй рассказал им о цели нашего приезда и не удержался - сообщил, что мы будем показывать в яранге кино.

Стоявший рядом с нами старик сунул свою дымящуюся трубку в рот чукчанке, а сам стал ощупывать ящик с кинопередвижкой и кинолентами.

Чукчи пригласили нас пить чай. Таграй до отвала наелся моржового мяса, попил чайку - кружки три-четыре, потом сказал:

- Ну вот, теперь можно и собрание!

Как мы договорились с Таграем в дороге, он первый взял слово.

Говорил он о празднике женщин очень примитивно, подчас не так, как нужно, и не то, что нужно, но я чувствовал, насколько его речь звучит убедительней речи, которую сказал бы я. Мне не нужно было выступать после него. Все женщины согласились приехать на праздник, и мужчины не протестовали.

Старики только посмеивались:

- Ну и выдумщики эти таньги! Женский праздник устроили! Только водки не давайте женщинам. Хотя они и лакомки, но толку в ней не понимают. Зря только переведут добро. Давать им водку - все равно что кормить зайца моржовым мясом: пользы не будет!

После собрания мы стали показывать кино. Обстановка нашего "кинотеатра" была своеобразная: мы демонстрировали в пологе, а полог всего-то имел шесть квадратных метров. Вот и весь меховой кинотеатр!

На одной стенке был приколот белый головной платок, с противоположной стороны установили кинопередвижку, в углу - динамомашину. Я еще и сам не знал, что получится из нашей затеи.

Зрители - а их набилось множество - сидели и лежали в полуголом виде. Было жарко и душно.

Таграй совсем "скис". Он также разделся и сложил свою школьную амуницию в угол. Мне было интересно проследить весь этот киносеанс от начала до конца, но становилось, что называется, невмоготу.

В пределах возможного я тоже разделся. Сеанс прерывали, впускали струю свежего воздуха и снова продолжали.

Большое впечатление произвел на чукчей журнал о водном празднике в Москве и первомайских торжествах. Люди шли с флагами; людей было так много, что, по мнению чукчей, их число превышало самое крупное стадо оленей.

После того как мы продемонстрировали в этом пологе два журнала, пришел какой-то старик и сказал:

- Я хочу, чтобы такое же было устроено и у меня в яранге.

Я устал, не хотелось идти в полог - очень уж душно. Тогда я спросил Таграя:

- Может быть, ты сам все устроишь?

Таграй так на меня взглянул, что можно было вполне положиться на него: у него хватит терпения показывать картины во всех пятнадцати ярангах.

Парни благоговейно взвалили на плечи наш инвентарь и понесли в ярангу старика.

Проверив установку, я вышел из полога подышать свежим воздухом.

Картина началась. Московский водный праздник: плавают девушки-спортсменки, мужчины прыгают с трамплина... Из полога доносятся голоса:

- Какомэй! Какомэй! Ай, ай! Все равно как нерпа плавает!

Я стоял около яранги, посматривая на полярное, изумительной чистоты звездное небо.

Вдруг я услышал крик Таграя. В яранге поднялся невероятный шум.

Я кинулся в полог. Там было совершенно темно. Все молчали.

Таграй сказал чукче у динамомашины:

- А ну, крути!

Машина заскрипела, вспыхнул свет. Таграй стоял голый на коленях около передвижки. По телу его катились ручейки пота.

- Смотри - что такое? - и он несколько раз повернул ручку аппарата.

Я был удивлен, потому что и сам никогда не видел ничего подобного. Вода на экране как-то неестественно забурлила, и оттуда сначала показались ноги, затем вся девица-спортсменка. Оторвавшись от воды, она вверх ногами взлетела на трамплин.

Оказалось, что Таграй, не желая перематывать ленту, пустил картину в обратный ход. Долго пришлось мне объяснять, почему так получилось.

Чукчи с интересом рассматривали кинопленку на свет, стараясь понять, в чем тут дело.

Мы переночевали в этом стойбище.

Наутро, когда мы увязывали нарту, к нам подошел старик.

- Вас двое, - сказал он. - Захватите упряжку Кителькота. Он вчера был в море на охоте. Собаки его убежали, и наш охотник поймал их недалеко от селения.

Таграй с радостью взялся за это поручение.

- Ты поедешь на нашей нарте, а я на этой, - сказал он мне.

Мы выехали на двух нартах. Таграй ехал впереди. И хотя в его упряжке было только шесть собак, а в моей - двенадцать, он далеко опередил меня.

- Ты плохой каюр! - кричал он мне. - Смотри, сколько у тебя собак, а ты отстаешь.

Я и сам удивлялся, почему так получалось. Я кричал на собак, подгонял их остолом, но это не помогало.

Наконец Таграй сжалился надо мной и, остановив своих собак, подошел ко мне.

- Твой груз на нарте плохо лежит. И сидишь ты неправильно. Груз разложен для посадки двух человек, а ты едешь один. Надо переложить груз ближе к середине нарты.

Таграй быстро развязал ремни, и когда мы переложили ящики, мои собаки сразу почувствовали облегчение. Они бежали, не отставая ни на шаг от упряжки Таграя. Проехав километра три, Таграй остановился и, смеясь, сказал:

- Видишь, Таграй понимает хорошо, как надо ездить на собаках! - и он прищелкнул языком.

- Что же, Таграй, ты мне раньше не сказал, как нужно ездить?

- Я думал, ты сам знаешь. Ведь ты взрослый таньг. Таньги много знают. Учить тебя не посмел.

Чтобы сократить путь, Таграй свернул с берега моря в тундру. Всюду на нашем пути попадались следы зверей. Собаки чуяли запах их и, задрав морды, бежали вскачь.

Но вот Таграй остановил нарту, забил остол глубоко в снег между копыльями нарты и стал ходить вокруг, разглядывая следы. Я подошел к нему.

- Что это, заяц напутал следы?

Таграй усмехнулся.

- Разве у зайца такие когти? Заяц скачет, а песец бежит. Это песец.

Таграй сам скакал по следам, как заяц, останавливался и, нагибаясь, ковырял снег пальцами.

- Вот смотри - это пробежал песец, а вот - заяц. А у вас на Большой Земле разве нет песцов и зайцев?

- Зайцы есть, а песцов нет.

- Так почему же ты не знаешь, какой след оставляет заяц?

- Я никогда не занимался охотой.

- А теперь будешь знать?

Мы ушли в сторону, и вдруг я наткнулся на новый след. Я был уверен, что это след песца. Желая проэкзаменовать самого себя, я позвал Таграя и уверенно сказал:

- Вот, смотри, песец пробежал.

Таграй взглянул на след, потом на меня и расхохотался.

- Со-па-ка! - протянул он медленно.

Я не выдержал экзамена: то был действительно след собаки.

- Собаки бегают в тундру ловить полевых мышей. Мыши для них - все равно что для нас сахар, - пояснил Таграй.

Мы вернулись к нартам и тронулись в путь. Собаки взбежали на склон горы. Вдали нашим глазам представились остроконечные пики Анадырского хребта. Невообразимые нагромождения сопок! Все было покрыто снегом. Стояла извечная тишина. Хотелось крикнуть на собак, хотя в этом не было никакой надобности: вниз по крутому склону они мчались стрелой.