Тихон Семушкин - Чукотка

Ведь самим работникам культбазы казалось иногда странным все то, что они делают на берегу Чукотского моря.

В самом деле: на привитие культурных навыков чукотским детям уходили годы. Когда они возвращались домой, жизнь в яранге заставляла их отказываться от приобретенных навыков в первый же день приезда. Казалось, что труд учителей пропадал даром. Но нет. Чертежи Ктуге убеждали в обратном.

Воспитание в школе-интернате являлось подготовкой народа к новой жизни. И когда начнется переселение чукчей из яранг в дома, это поколение не испугается чистоты, как испугалась ее Уквуна.

Прибывшие в школу ученики оживленно разговаривали о предстоящих днях учебы. Из столовой они побежали на берег реки, где стояла баня. Старшие из них образовали цепочку от самой речки до баков, и ведра с водой, под веселый говор, побежали из рук в руки.

Через несколько часов баня была готова, и после трехмесячного перерыва ученики устремились в нее.

Вымывшись, они переоделись в школьные костюмы и собрались в зале.

С необыкновенно серьезными лицами они заняли места на скамьях в ожидании чего-то нового.

За столом президиума - молодой человек, директор школы, прибывший сюда из Ленинграда год тому назад. Рядом с ним Тает-Хема - школьный комсорг - и Таграй.

Наклонившись к Тает-Хеме, директор что-то тихо творит. Тает-Хема внимательно слушает, встает, одергивает на себе гимнастерку, улыбаясь ученикам, говорит:

- С легким паром вас, товарищи!

Согнувшийся над столом директор вдруг приподнимает голову и с недоумением смотрит на Тает-Хему. Он совсем не об этом говорил с ней.

- Иван Константинович, так ведь по-русски поздравляют? - спрашивает она.

Директор смеется.

- Так-то так, но только не на собрании поздравляют, - говорит он.

- Тогда извиняюсь. А я и не знала, - лукаво подмигивает Тает-Хема. Хотя мы все так рады, что я бы на самом съезде Советов и то поздравила, смеясь, сказала она.

- Ну, ничего, ничего. Продолжай, Тает-Хема, - сказал директор.

- Товарищи! - серьезно, без улыбки, начала она. - Вот мы и дождались начала учебного года. Это - наш праздник. Съехались все ученики и учителя. Сегодня у нас просто товарищеская встреча со старыми и новыми учителями. Хотя новый учитель только один. Зовут его Николай Павлович.

Николай Павлович встал и поклонился в сторону учеников. Произошло небольшое замешательство. Это был первый учитель, который почему-то встал и поклонился им. Ученики не знали, как и реагировать на поклон учителя. Они переглядывались, потом один за другим стали подниматься и тоже кланяться ему. Отовсюду послышались голоса:

- Здравствуйте, Николай Павлович!

Учитель, не ожидавший такого радушного приема, поднялся с места еще раз, опять поклонился им и сказал:

- Здравствуйте, здравствуйте, ребята!

- Вот видите, товарищи, - продолжала Тает-Хема. - Николай Павлович будет преподавать нам математику и физику. Он посмотрит на нас, а мы на него. Приехавшие учителя расскажут нам, что пришло с пароходом для нашей школы. Вот и все, - неожиданно закончила Тает-Хема.

Затем, понизив голос, она сказала:

- Слово предоставляется Тане-кай! Ой! - сконфуженно вскрикнула она. Лицо Тает-Хемы вдруг залилось краской, она смутилась и, прикрываясь ладонью, тихо проговорила: - Извиняюсь... Слово - Татьяне Николаевне.

Сама учительница покраснела больше, чем Тает-Хема. Но, подойдя к столу и овладев собою, она сказала:

- Это все равно, Тает-Хема.

Ученики зааплодировали.

НЕОБЫЧНЫЙ НОВИЧОК

В седьмом классе шел урок математики. Двенадцать юношей и девушек пристально вглядывались в формулу, которую выводил на доске Николай Павлович. Малоподвижный человек в жизни, Николай Павлович во время урока совершенно преображался. Большой опыт в работе, любовь и знание предмета позволяли ему сухой урок математики делать увлекательным. Он быстро шел вдоль доски за длинной строкой математической формулы, мгновенно отрывался, оглядывая учеников, и торопливо говорил, продолжая писать:

- Теперь смотрите, что из этого получается.

Николай Павлович так увлек учеников, что их черные глаза, блестевшие, как омытые морской волной камешки, следили за каждой вновь появляющейся на доске цифрой или латинской буквой. Таграй даже привстал со скамьи и полустоя, закусив губу, сосредоточенно следил за объяснением.

- Да ведь это прямо интересно! - вслух подумал Таграй.

Учитель оглянулся на него и, воодушевленный вниманием, спросил:

- Понятно?

- Очень понятно, - с умилением произнес Таграй.

- Понятно, понятно! - проговорили и другие ученики.

- Теперь я попрошу кого-нибудь из вас к доске. Может быть, вы, Таграй, хотите? - глядя на него, спросил учитель.

Таграй встал во весь рост и растерянно, с широко раскрытыми глазами, тыча пальцем себе в грудь, спросил:

- Я?

- Да, да, вы!

- Мы?

Это "вы", услышанное Таграем впервые в жизни, смутило его. Он сразу как-то понял, что стал взрослым - и не только взрослым, но и культурным. Ведь ни одного чукчу еще никто никогда не называл на "вы". И эта грань, которую он, Таграй, перешагнул, льстила ему. Такое обращение учителя защекотало его юношеское самолюбие. Таграй мигом пришел в себя, вышел из-за парты и внутренне довольный, смело, крупным шагом направился к доске.

В этот момент открылась дверь и в класс вошел директор школы. Следом за ним - высокая русская девушка лет шестнадцати на вид.

- Извините, Николай Павлович, - сказал директор. - Вот сейчас привезли нам новичка. Пусть она пока посидит у вас в классе, а тем временем я побеседую с ее отцом.

Вошедшая девушка молча обежала голубыми глазами класс и, глядя на Николая Павловича, стала перебирать концы своих длинных светлых кос. Лицо ее выражало и недовольство, и досаду, и пренебрежение.

Класс замер. Лишь Тает-Хема, не отрывая взгляда от русской девушки, локтем толкала свою соседку Рультыну и тихо по-чукотски говорила:

- Перейди скорей, сядь за другую парту.

Рультына поднялась, Тает-Хема быстро передвинулась на ее место и, похлопывая ладонью по скамейке, сказала по-русски:

- Вот сюда можно сесть.

- Садитесь, садитесь! - предложил и Николай Павлович.

И когда директор вышел из класса, учитель сказал:

- Ну, продолжим наши занятия.

Таграй быстро решил задачу и сел за парту.

- Как вас зовут? - обратился Николай Павлович к русской девушке.

- Лена Журавлева, - ответила она, не вставая с места.

- Очень хорошо. Только знаете что, Лена? В нашей школе принято вставать, когда ученик отвечает учителю. Такой у нас порядок.

Лена покраснела, стиснула зубы, лицо ее стало злым.

- В каком классе вы учились?

- В шестом, - неохотно вставая, проговорила Лена.

- Окончили шестой класс?

- Да.

- Очень хорошо. Вам понятна эта формула? - показывая на доску, спросил учитель.