Василий Васильевский - Печенеги

Что Тогортак или Тогорта у византийской писательницы и Тугоркан, Турткан и Тугторакан русских летописей — одно и то же лицо, это не требует доказательств. Но тождество Маниака и Боняка точно так же несомненно: как Магомет назывался у русских Бохмитом, мусульмане — бусурманами, точно так же Маниак (Маньяк, Маняк) должен был превратиться в Боняка. Откуда происходит это различие в выговоре турецких слов, мы не знаем; быть может, причина находится в самом турецком языке или в диалектических отличиях его наречий. Помимо филологического тождества слов Маняк и Боняк, вот еще одно несомненное и очень интересное доказательство, что Боняк русских летописей есть Маниак Анны Комнины. Мы обязаны этим доказательством образцовому исследованию К.Н. Бестужева-Рюмина («О составе русских летописей»). — Прим. авт.

Что это были русские, мы думаем на следующих основаниях: 1) слово αύτόμoλoι (перебежчики) [у Анны Комнины] показывает, что здесь идет речь не о собственных подданных Алексея, жителях той или другой горной страны, входившей в состав империи, которые неожиданно пришли на помощь… 2) Сказано, что пять тысяч не только пришли к Алексею, но что они перешли в «его строй». Смысл этих слов подкрепляет значение слова αύτόμoλoι. Очевидно, что речь идет только о перемене рядов, строя, что люди, пришедшие к Алексею, и прежде готовы были к бою, но только находились в других рядах, то есть в рядах половецких. 3) Даже название людей, пришедших к Алексею, «смелыми и марсоподобными» служит в пользу такого объяснения. Сколько мы помним, Анна употребляет подобные выражения преимущественно об иностранцах: так с Марсом сравнивается немец Гильбрехт, изменивший Никифору в пользу Алексея; так латиняне названы смельчаками; так один армянин и норманн Гумбертопул названы марсоподобными… Когда Анна хочет похвалить мужество византийца, она выражается: «он сражался не как грек, а как норманн»… Итак, пятитысячный отряд, ободривший Алексея, не какая-либо вольная дружина, состоявшая из подданных империи. 4) По ходу рассказа видно, что «перебежчики» могли быть из печенежского стана или из половецкого, ибо впереди стоят слова: «Алексей боялся бесчисленного множества печенегов и куманов и союза их», но уже в выражении, указывающем только на перемену военного строя или рядов, лежит намек на то, что переход совершился из стана более дружественного Алексею, то есть половецкого. 5) Далее сказано, что люди, перешедшие к Алексею, были «из стран более горных», то есть, вероятно, по отношению к земле половецкой и печенежской. Припомним географию Константина Багрянородного: в более северной части, в соседстве с венграми, живут печенеги, а в горах, подле них, лежат хорваты. Это нас приводит в Прикарпатскую Русь, где в это время жил и действовал предприимчивый князь Василько Ростиславович, питавший широкие планы и, между прочим, собиравшийся «переять» дунайских болгар и поселить их у себя. Около 1091 г. воинственный князь был в дружбе с половцами и водил их на соседние страны… К самому 1091 г. относится рассказ венгерских источников о нападении половцев на Венгрию, которое было предпринято не без участия «русских». Нужно думать, что половцы, напавшие на Венгрию в 1091 г., сделали это нашествие на возвратном пути из пределов Византии. Венгерский король, разбив одну орду, должен был бороться с другою, которая появилась на Дунае; это вполне соответствует рассказу Анны Комнины о возвращении половцев двумя толпами и в два приема… — Прим. авт.

«Повесть временных лет»: «…и яко бысть полунощи, и встав Бонякъ отъеха от рати и поча выти волчьски, и отвыся ему волк, и начаша мнози волци выти». — Прим. авт.

Трудно удержаться от догадки, что в числе этих последних были и люди того племени, которому веселие пити. — Прим. авт.

О победе Ласло над турецкой ордой говорят: 1) легенда св. Ласло, называя вместо куманов печенегов и рассказывая о разных чудесах, при этом случившихся; 2) Симон Кеза [венгерский хронист XIII в.], у которого враги тоже названы печенегами. Смешение печенегов с половцами довольно естественно; если есть какая нужда на нем останавливаться, то можно предполагать, что вместе с половцами действительно ушла некоторая часть печенегов. Но рассказ Кезы заставляет сверх того думать, что этот писатель знал о совершенном истреблении печенежского племени в 1091 г., но только на том или другом основании причиной этого истребления считал победы короля Владислава. — Прим. авт.

Анна Комнина говорит, что самозванец принял имя другого сына Диогена — Льва. Но это очевидная ошибка или, скорее, обмолвка. Она сама говорит, что тот сын Диогена, имя которого принял самозванец, был убит турками под Антиохией. Но под Антиохией был убит Константин, как об этом рассказано у Вриенния, мужа Анны, историю которого она продолжает и к которому сама отсылает читателя. Лев же, по собственным словам Анны, был убит в сражении с печенегами. — Прим. авт.

После явился Лев Диогенович. — Прим. авт.

Новое, до сих пор не замеченное известие о лже-Диогеновиче мы находим в речи Феофилакта Болгарского к императору Алексею, отрывки из которой были уже приведены выше. Но Феофилакт, рассказывающий о позорном наказании самозванца, знает только его первоначальную историю до отправления в Херсон: самая речь была сказана в 1090 г. Что в речи Феофилакта говорится о том самом самозванце, о котором подробный рассказ мы имеем у Анны в X книге, — в этом не может быть никакого сомнения. Мы думаем даже, что Анна в своей характеристике самозванца пользуется речью архиепископа как источником. На это указывают несколько ее выражений, буквально сходных с теми, которые читаются у Феофилакта. — Прим. авт.

В русской летописи под 6603 г. (1094—1095 гг.): «Идоша Половци на Грекы с Девгеневичем». — Прим. авт.

Еще греки и римляне гадали по Гомеру и Вергилию, раскрывая наудачу то или другое место и принимая первый попавшийся стих как изречение оракула. Гомера и Вергилия заменили у христиан, сохранивших суеверное стремление проникать в тайны будущего, очень естественно книги Священного Писания; верующий, закрыв глаза, развертывал Библию или сочинение одного из Отцов Церкви, и смысл попавшегося заранее определенного стиха или строчки принимал как ответ на вопрос, обращенный к судьбе. Церковь не преследовала этого обычая, хотя и не одобряла его вполне. Обычай гадания по книгам Священного Писания существовал и у нас, как известно из «Поучения Владимира Мономаха», из Ипатьевской летописи (под 6484 г., о Владимире Васильковиче); в одной рукописи XIV в. при псалмах находится ряд подстрочных замечаний для объяснения смысла пророчества применительно к вопросам разного рода. Обычай пришел к нам из Византии, где гадание по священным книгам было также распространено, как это видно из многих примеров, относящихся, между прочим, и к XII в.