Сергей Яров - Россия в 1917-2000 гг. Книга для всех, интересующихся отечественной историей

В 1960-х гг. структуры госбезопасности впервые после окончания Гражданской войны встретились с организованным некоммунистическим сопротивлением в лице диссидентов. Как правило, антисталинские и даже антихрущевские (если вспомнить Новочеркасск 1962 г.) выступления проходили под лозунгами «подлинной Советской власти», «возвращения к Ленину», «борьбы с бюрократией». У диссидентов, напротив, было заметно тяготение к западным канонам демократии, не к социалистическим, а к либеральным доктринам. Разумеется, следует учитывать противоречия между позициями различных диссидентов, а также неустойчивость и эволюцию их взглядов. Часть из них впервые заявила о себе, выступая за «очищение» коммунизма, что наложило отпечаток на их действия, придав им умеренность и социалистическую «левизну».

Борьба с диссидентским движением отразила фундаментальные особенности брежневского «просвещенного консерватизма». Существовали различные степени наказаний за инакомыслие. Они определялись двумя шкалами: силой и публичностью политического протеста и общественной известностью причастных к нему лиц. Каналы распространения оппозиционных идей не были жестко пресечены, как при Сталине, но только ограничены, хотя и существенно. Включение СССР в «общеевропейский процесс безопасности», равно как и разрядка напряженности в 1970-х гг. неизбежно устанавливали границы террористических приемов против диссидентов.

Первой открытой демонстрацией диссидентов стал выход на Красную площадь в Москве в августе 1968 г. в знак протеста против вторжения советских войск в Чехословакию. Его участники были арестованы и осуждены, но само движение ширилось, охватывая все большее число людей, в основном из рядов интеллигенции. Оно не было массовым, отчасти и в силу применявшихся против него репрессий и мер идеологической дискредитации, отчасти и ввиду политической апатии значительных слоев общества.

Наиболее известными деятелями диссидентского движения являлись А. Сахаров, Е. Боннер, Ю. Галансков, В. Делоне, А. Солженицын, Н. Щаранский, А. Тарсис, А. Марченко, П. Григоренко и др. Их судьбы различны: одни были отправлены в ссылку или изгнаны из СССР, другие заключены в тюрьмы и лагеря, третьи оказались в психиатрических больницах. Однако власти уже не решались, как в сталинские времена, расстрелами призвать инакомыслящих к повиновению. Мешало и общественное мнение внутри страны, сколь бы условным и маловлиятельным оно ни было, и — в большей степени — протесты западных государств, где даже коммунисты призывали советский режим к терпимости по отношению к оппонентам.

Меры, применяемые против диссидентов, были, пожалуй, самыми жесткими в арсенале средств органов госбезопасности. Пристально спецслужбы следили и за другими людьми, чьи политические убеждения казались им сомнительными. «Идейно-порочное выступление», «политически незрелое произведение», «нездоровые высказывания» — этими формулировками пестрят рассекреченные ныне донесения КГБ о настроениях в обществе. Но лишенные силы сталинского топора, структуры госбезопасности были бессильны побороть скептицизм и равнодушие масс к идеологическим воззваниям властей. Неостановимый поток политических анекдотов, в которых выражалась насмешка над лидерами страны, захлестнул все слои общества, и пресечь его у «компетентных органов» не было уже ни сил, ни умения. Устное слово, даже сказанное с оглядкой, не менее эффективно, чем диссидентская литература, разрушало стереотипы массового сознания и исподволь подготавливало духовную агонию режима.

Военное строительство уже не подвергалось во второй половине 1960–1980-х гг. тем «перегрузкам», которые оно испытывало в хрущевское время. Ракетно-ядерное оружие превратилось в важнейший компонент обороны страны. Речь уже шла не о тотальном перевооружении армии и изменении ее стратегии, а о дальнейшем усовершенствовании принятых ранее военных концепций. Больше внимания начали уделять тем родам войск, которые прежде находились как бы в опале — и в первую очередь Военно-морскому флоту. Не производилось и существенного сокращения рядов армии. Первые советско-американские договоры о ПРО и ОСМВ предполагали не сокращение ракет и других боевых средств, но лишь установление «потолков» их количества и не затронули ощутимо ракетно-ядерный потенциал СССР.

В 1967 г. был принят новый закон о всеобщей воинской обязанности. Устанавливались следующие сроки действительной военной службы: 2 года для военнослужащих сухопутных войск, пограничников, внутренних войск МВД и 3 года для военнослужащих Военно-морского флота. Закон предоставлял льготы лицам, имеющим высшее образование (они служили 1,5 года), и определял основания, по которым допускалась отсрочка от службы.

Закон 1967 г. должен был продемонстрировать растущую заботу государства об армии, но в целом она не имела весомого политического влияния. Маршал А.А. Гречко, занимавший пост министра обороны в 1960–1970-х гг., позволял себе иногда спорить против отдельных пунктов советско-американских соглашений о вооружениях, но его возражения без труда устранялись Брежневым.

Говоря о культуре 1960-х гг., прежде всего следует сказать о получившем название от этого времени движении «шестидесятников». У него не было организации и постоянных институтов, но оно имело целую систему идей и охватило многие слои интеллигентов. Их объединяло прежде всего неприятие бюрократии, отстранившей, по их мнению, народ от власти и узурпировавшей управление страной. Повинными в этом они, правда, считали не саму политическую систему в СССР, а ее искажения, внесенные сталинистами. Сталин, сталинизм и сталинисты являлись главным объектом критики шестидесятников, много сделавших для того, чтобы донести до людей правду о кровавых преступлениях 1930-х гг. Роль личности в политике тем самым неизбежно преувеличивалась, и оставалось в тени то в советской системе, что помогло отточить сталинский топор. В противоположность Сталину Ленин продолжал оставаться для многих шестидесятников почти священной политической фигурой. В нем они стремились увидеть своего единомышленника, представляя его скорее либеральным и «человечным», чем жестким политиком.

Культ Ленина у шестидесятников, не навязанный, а внутренне одобренный, переплетался с их культом революции. Они наделяли идеальными чертами всю плеяду «пламенных революционеров» из ленинской когорты. Шестидесятники мало интересовались их подлинными политическими биографиями. В революционере они предпочитали видеть человека бескорыстного и аскетического, истинно народного защитника, противопоставляемого погрязшим в роскоши и коррупции государственным чиновникам. Едва ли поэтому культ Фиделя Кастро в их среде являлся случайным.