Алексей Глухов - Книги, пронизывающие века

Это было подлинным откровением, ведь до сих пор идеалисты рассматривали психику как особое духовное начало, заложенное в человеке. Недаром термины "психика", "психология" произошли от греческого слова "душа", да и сама психология ведет свое начало с появления сочинения Аристотеля "О душе". Сеченов решительно и очень доказательно отметал эти идеалистические воззрения. Он был первым физиологом, который дерзнул начать изучение "душевной" деятельности теми же способами, какими изучалась деятельность "телесная", более того - первым, кто осмелился свести эту душевную деятельность к тем же законам, каким подчиняется и телесная.

В редакции журнала "Современник" из-за цензурных соображений заглавие изменили: "Попытка ввести физиологические основы в психические процессы". Однако это не помогло. Совет по делам книгопечатания запретил печатать в "Современнике" работу Сеченова.

Было предписано "воспретить помещение этой статьи в "Современнике" и дозволить напечатание оной в медицинском или другом специальном периодическом издании с соблюдением следующих условий: во-первых, чтобы изменено было заглавие статьи, слишком ясно указывающее на конечные, вытекающие из нее выводы; во вторых, чтобы в заключительном пункте статьи (последние одиннадцать строк) исключено было или переделано место "как человек вечно будет ценить и предпочитать хорошую машину дурной из множества однородных" и соответственно с сим изменены последующие строки".

Набор сеченовской статьи для "Современника" № 10 за 1863 г. был рассыпан. И знаменитое произведение было напечатано в "Медицинском вестнике" (№ 47 и 48 за 1863 г.) под названием "Рефлексы головного мозга". Заключительные строки статьи были выброшены.

Один экземпляр "Медицинского вестника" Иван Михайлович подарил Марии Александровне Боковой. Этот экземпляр примечателен тем, что Сеченов восстановил первоначальное заглавие и вписал вычеркнутые строки. Вот они: "В заключение считаю своим долгом успокоить нравственное чувство моего читателя. Развитым перед этим учением нисколько не уничтожается значение доброго и прекрасного в человеке: основания для нашей любви друг к другу вечны, подобно тому как человек вечно будет ценить хорошую машину и предпочитать ее дурной из ряда однородных. Но эта заслуга развитого мною учения еще отрицательная, а вот и положительная: только при развитом мной воззрении на действия человека в последнем возможна высочайшая из добродетелей человеческих - всепрощающая любовь, т. е. полное снисхождение к своему ближнему".

Несмотря на попытку властей скрыть работу Сеченова от общества, она очень скоро стала достоянием широких кругов читателей. О новых идеях всюду говорили, новые идеи обсуждали. Прогрессивная и мыслящая интеллигенция России зачитывалась Сеченовым.

Трактат Ивана Михайловича Сеченова приобрел огромную популярность. Не было в ту пору ни одного образованного человека, который не прочел бы "Рефлексы головного мозга". По свидетельству Н. Е. Введенского, статья стала "сенсационным явлением", о ней велись беспрестанные споры, она завоевывала и сторонников и противников. Студенты считали необходимым знакомиться с "Рефлексами" для общего образования.

Один из видных шестидесятников, член тайного общества "Земля и воля" А. Ф. Пантелеев в своих воспоминаниях писал: "Не одна молодежь, но и люди более зрелых поколений прочли "Рефлексы" с самым серьезным вниманием: номер "Медицинского вестника" переходил из рук в руки, его тщательно разыскивали и платили большие деньги. Имя И. М. Сеченова, доселе известное лишь в тесном кругу ученых, сразу пронеслось по всей России. Когда через три года я очутился в Сибири и прожил в ней с лишним восемь лет, мне даже и там пришлось встретить людей, не только с большой вдумчивостью прочитавших "Рефлексы", но и усвоивших те идеи, к которым они логически приводили... "Рефлексы" долго привлекали к себе внимание; даже во второй половине 70-х годов, когда я опять очутился в Петербурге, на них при случае ссылались, ставили вопрос: насколько дальнейшее развитие физиологии закрепило положения "Рефлексов"

После выхода в свет труда Сеченова вспыхнула острая полемика между двумя прогрессивными журналами - "Современник" и "Русское слово". Критик "Русского слова" В. Зайцев, расхваливая "Рефлексы", в то же время предлагал внести в сеченовскую схему кое-какие поправки, которые в конечном счете опровергали основные мысли русского ученого. Критик выступал против материалистической направленности работы Сеченова.

Титульный лист первого издания труда И. Сеченова 'Рефлексы головного мозга'. С-Петербург, 1866 г.

Революционные демократы и прежде всего друг Н. Г. Чернышевского М. А. Антонович, М. Е. Салтыков-Щедрин выступили с резкой контркритикой. Антонович опубликовал в "Современнике" две статьи под заголовком "Промахи". Доводы критика были столь убедительны, что В. Зайцев вынужден был признать свои ошибки, правда, с оговорками и готовил ответ, но власти запретили дальнейшую дискуссию.

Успех трактата был обусловлен не только тем, что Сеченов сказал новое слово в науке. Трактат имел и огромное философское значение. Один из противников сеченовского учения прямо писал: "статья о рефлексах головного мозга почти четверть века пользовалась особым вниманием интеллигентной публики потому, что она решала философскую проблему". Эту же мысль выразил и тогдашний министр внутренних дел Валуев, он характеризовал "Рефлексы головного мозга" как сочинение, которое "пропагандирует в популярной форме учение крайнего материализма".

Спрос на статью ученого был огромен. И. Сеченов приступает к подготовке второго издания, теперь уже отдельной книгой. Издатель А. Головачев рискнул подготовить три тысячи экземпляров (тираж для того времени очень большой) без предварительной цензуры. Расчет издателя был довольно прост: раз дозволено первое издание, то, следовательно, нет никаких оснований задерживать второе. Тем более, что автор внес лишь новые научные данные, да сделал редакционные поправки.

Но власть имущие рассудили по-иному. Они были насмерть перепуганы. Как "Отъявленный материалист", "идеолог нигилистов", профессор, состоящий под тайным надзором полиции, издает книгу. Ту самую, из-за которой до сих пор бушуют страсти... И власти приняли самые срочные меры, чтобы помешать автору "пустить в более обширный оборот свое сочинение".

Главное управление по делам печати дало указание обер-полицмейстеру Петербурга немедленно запретить книгу. Управление особо настаивало на немедленных действиях: "Если таковое распоряжение не будет сделано до часу дня сего 7-го апреля, Головачев может выпустить в свет книгу..."