Олег Егоров - Дневники русских писателей XIX века: исследование

Стилевая манера Гарина-Михайловского показательна в том смысле, что является результатом сложной эволюции дневникового стиля за весь XIX в. И если Короленко в своем дневнике завершает историю этого жанра за столетие в идейном и структурном отношениях, то Гарин-Михайловский заканчивает ее стилистически.

На В.Г. Короленко завершается развитие жанра классического дневника XIX в. Дневник В.Г. Короленко [59]является самым ярким и художественно значительным среди писательских дневников. В нем проступают две основные линии жанровой динамики: во-первых, воспроизводятся главные элементы формы, свойственные дневнику на протяжении века; во-вторых, в результате эволюции жанра намечаются новые тенденции в развитии его традиционных структурных и содержательных компонентов.

Несмотря на многообразие таких тенденций, важнейшим показателем новационности становится более тесное взаимодействие дневника с художественными и публицистическими жанрами, с письмами и записными книжками. Происходит взаимопроникновение разнородных литературно-художественных и дневниково-эпистолярных элементов.

Дневник Короленко эволюционирует в том же направлении, в каком происходит развитие его художественной манеры – к усилению публицистического начала, от сюжетности и «объективности» повествования – к оперативной хроникальности с сильно выраженным субъективным тоном.

В то же время именно у Короленко ослабевают и порой сводятся на нет некоторые важнейшие жанровые составляющие дневника: психологическая обусловленность уступает социальной детерминанте, метод личного наблюдения постепенно заменяется на другие, чаще всего коллективные источники информации, жанровое содержание представляется аморфным из-за пестроты его частей.

Замена подневных записей письмами, наличие в дневнике законченных художественных миниатюр, активное проникновение в текст многочисленных образцов «чужого» слова, полемический характер многих записей, превращение дневника в студийно-творческую лабораторию писателя – все это, на первый взгляд, представляет собой картину распада жанра, его «растаскивания» по другим литературным «ведомствам». Однако вся эта мнимая калейдоскопичность (кстати говоря, имеющая немало аналогов в дневниковой прозе конца XIX – начала XX в.) скрепляется единством стиля и личностью автора. Выработанная уже в раннем дневнике манера и специфическое ви́дение писателя придают всем несхожим по содержанию фрагментам и пластам его хроники монолитную эстетическую форму. Скрепленность разнородного материала дневника стройной и отчетливо выраженной мировоззренческой позицией писателя является их главной отличительной особенностью. Это свойство было присуще им уже на раннем этапе их ведения, а причиной тому стало своеобразие их изначальной функциональной направленности.

По своим функциональным признакам дневник Короленко отличается от большинства писательских дневников: он не является выразителем не нашедших выхода психических содержаний, не отражает процесса индивидуации, не служит показателем критического возраста и не продолжает семейную традицию. На начальном этапе он отражает особенности судьбы писателя и в этом отношении ближе всего стоит к дневникам В.К. Кюхельбекера и Т. Г. Шевченко.

Начало ведения дневника приходится на период второй ссылки Короленко: первые его записи сделаны на пароходе, доставлявшем провинившегося административного ссыльного из Перми в Якутскую область. Своеобразие природы и местных типов, отсутствие элементарных источников культуры, питавших интерес образованной личности, развили у вчерашнего студента потребность в объективации своих впечатлений. Так появляются колоритные наброски виденного, в которых проглядывает смена настроений путника, отправившегося в вынужденное путешествие.

Дневник, таким образом, как литературный жанр предшествовал ранним художественным опытам будущего писателя. Ряд пейзажных зарисовок и описаний случайных дорожных встреч, сделанных «с натуры» в записной книжке, послужили прецедентом для дальнейшей работы в этом направлении. Постепенно накапливающийся материал дал толчок работе художественного сознания – и путевые заметки стали преобразовываться в законченные литературные произведения, рассказы и очерки. Устоявшаяся за годы ссылки привычка – делать записи по горячим следам – не была прервана с началом художественного творчества. Дневниковый опыт отвечал потребности начинающего писателя в субъективно-эстетическом переживании явлений окружающей жизни.

С возвращением в центральную Россию дневник наполняется новым содержанием: изобразительное начало уступает место проблемно-аналитическому. Расширившийся горизонт социального мышления автора способствует введению в дневник многослойного жизненного материала: политики, истории, литературы, собственных творческих штудий. Дневник сопровождает писателя во всех его поездках, как добровольных, так и вынужденных. Он приобретает характер хроники современной жизни, написанной для потомства, и в этом смысле предвосхищает в известной мере «Историю моего современника». Осознавая художественно-историческую значимость своих подневных записей, Короленко надеется на их будущее прочтение потомками: «Когда-нибудь мне хочется восстановить эти эпизоды и это настроение в повести из конца нашего русского и специально областного «Конца XIX века»… Поэтому я записываю все это так подробно. Может, и пригодится, а не пригодится для повести – может, и так будет когда-нибудь надобно» (т. 3, с. 103). А на первой странице дневника, открывающей 1901 г., писатель делает следующую запись: «1901 г. (начало XX столетия)». «Заметки (для будущего)» (т. 4, с. 222).

Со временем ведение дневника входит в привычку, которую не могут нарушить даже неблагоприятные для него обстоятельства. В таких случаях писатель быстро находит замену своему повседневному спутнику. Так, во время поездки в Крым в 1889 г. Короленко не ведет дневник, но подробно описывает свои впечатления в письмах к жене, которые называет страничками из дневника. К таком способу прибегает и один из героев рассказа Короленко «Не страшное», в дневнике которого «были отдельные странички в форме как бы писем к <���…> его отдаленному другу».

Социальная активность Короленко-писателя и Короленко – общественного деятеля – побуждала его не оставлять без тщательного анализа и фиксации на память ни одного мало-мальски значительного факта. То, что не попадало на страницы художественной или публицистической прозы, обязательно оседало в дневнике как долговечном хранителе бесценных примет времени. Пропуск знаменательного события расценивался автором как нарушение нормы. «Я уже привык к своему дневнику, – признавался писатель самому себе, – и чувствую угрызение совести, когда позади остается нечто, заслуживающее отметки, но не внесенное в дневник» (т. 2, с. 180).