Дитер Лауэнштайн - Элевсинские мистерии

Греческая пословица делает обеих жен Афаманта, божественную Ино-Левкотею и человечески-естественную Нефелу, символами предприятия гениально задуманного, но закончившегося весьма тривиально: "Вместо богини — женщина, как у Афаманта".

До Афаманта примерно то же произошло у Иксиона с Герой: Иксион (отец Тесеева друга Пирифоя, тщетно домогавшегося Персефоны), допущенный Зевсом к трапезе богов, тотчас принялся искать любви Геры. Зевс сделал вид, будто уступает его домогательствам, но подсунул ему облачное подобие Геры, от которого затем родились кентавры. Иксион же в наказание был привязан к огненному колесу, которое, прокатившись по небу, до сих пор кружится в Гадесе. Колесо Гадеса — это солнце полуночи, Иксион — посвященный.

Остановки "Арго" на Черном море отвечают тем, какие входят в Одиссееву Вторую оргию начиная с двух его посещений Цирцеи. Они соответствуют пребыванию аргонавтов у прорицателя Финея, на месте будущего Византия. Необузданная Цирцея превращала своих гостей в свиней — Финея точно так же терзали Гарпии, псы Зеве-са, смердящие воздушные демоны чувственности, которых приносил ласковый западный ветер. Но среди аргонавтов находились сыновья холодного северного ветра, они и освободили Финея (Ил. 16,150; Од. 1,237; 14,371; 20,66 ел.; Apr. 11,76 слл., 282, 288 слл.). Как Гомер усиливает дурные черты Цирцеи-Кирки (Од. 10) в Скилле (Од. 12,255), так Аполлоний, усилив терзания Финея, возводит их в дурные обычаи тибаренов и моссинеков (II, 1010 слл.), что живут, "словно свиньи", вокруг бесполых амазонок.

К концу этой песни шум очищает остров Аретиаду от Стимфалийских птиц, использующих свои перья как стрелы (11,1030 ел.). Если говорить о нисхождении мистов в телесность, то остров соответствует области чресел, мистически же — "колесу" над пупком; его вырождение проявляется как гнев, властолюбие и человеконенавистнические замыслы в образе перьев-стрел. "Одиссея" и евразийская мистика едины в том, что Харибда, или гнев с его оккультным источником вблизи пупка, есть наиболее опасное препятствие на пути миста. Там может спасти только бог. В нашей реконструкции Элевсиний Гера и Афина не допускают волков в Телестерион и тем обрекают на провал властолюбивый план Гефеста. Увы, не удалось прояснить, каким образом трещотки Геракла и бряцающее оружие аргонавтов помогают подавить вскипающий гнев и какое поведение и практика отвечают ныне этим звуковым картинам. Как бы там ни было, мистически Арес должен покинуть эту сферу и возвыситься до горлового лотоса, дабы там осенить огнем силу речи. В итоге он благодаря гармонии должен слиться с сердечным лотосом, с Афродитой.

Теперь подробнее: если Гомер вслед за очищенной и затем прорицающей Цирцеей приводит Одиссея к "бродящим утесам" (Од. 12,61), то у Аполлония после прорицателя следуют сшибающиеся скалы Босфора (П,317;55О). Гомер говорит о двух пролетающих между утесами голубях, один из которых гибнет, тогда как второй доносит амброзию Зевсу (то есть телесно — голове); мертвый голубь затем оживает. Аполлоний ведет речь лишь об одной голубке, которая, летя впереди корабля — телесно мистическим путем сверху вниз, — теряет между скалами перья хвоста (Од. 12,69–74; Apr. 11,573). Аполлоний едва ли понимает мистический знак Гомера. Бродящие утесы или сталкивающиеся скалы суть телесный образ сердца.

Миновав эти скалы среди ночных кошмаров, Ясон и его герои созерцают необычайное видение: на заре осеннего дня они видят Аполлона, шагающего по воздуху, он направляется из своей летней резиденции в Ликии, стране волков, на зимнюю, постоянную квартиру в Гиперборейской земле, где живет и северный ветер (II, 674 слл.).

Это видение стоит у Аполлония особняком. Гомер вместо этого упоминает о встрече с Гелиосом на Тринакии, которую Одиссей проспал (12). Аполлоний же созерцательным образом гиперборейца Аполлона, вероятно, указывает на никак не подготовленное в эпосе посещение аргонавтами северных стран, в IV песни. Мы рискнем предположить, что на обратном пути они плыли не по Дунаю и Роне, как принято считать, а выбрали более легкий водный путь через Днепр и Западную Двину, через Балтийское и Северное море. Впоследствии этим путем плавали норманны-варяги.

После сталкивающихся скал аргонавты чувствуют себя так, будто "из Аида вышли" (11,609), будто он им нипочем, и это вполне справедливо, ибо немногим позже они видят первый проблеск Элизия — шагающего по воздуху Аполлона. И Ясон вправе сказать: "Даже если бы нам чрез Аида пучины плыть пришлось, не поддамся я робости"… (11,642) Пучины и впрямь знаменуют его дальнейший путь, ведущий для начала через устье Ахеронта (11,743), реки подземного мира. Властвует тамошним краем царь по имени Лик, ("волк"), подземное отражение Аполлона (11,752). О грядущей дороге этот Лик говорит аргонавтам примерно то же, что и Финей. Здесь "Арго" меняет кормчего, прежний убит вепрем (11,815 слл.). И опять-таки здесь впервые слышен совет из уст не постороннего, но аргонавта — Пелея, "мужа из глины", отца Ахиллеса (11,880). Внешне "Арго" плывет вдоль северного побережья Малой Азии, внутренне же, духовно — через Гадес, пока в Колхиде, добыв золотое руно, Ясон со товарищи не осуществляет прорыв в Элизий.

Очередная остановка "Арго" после Ахеронта — в устье Каллихора, где Дионис по возвращении из Индии справлял свои оргии и таинства (11,904 ел.). И подобно тому, как Одиссей, спустившись в Гадес, в первой же встретившейся ему душе узнаёт своего недавно усопшего спутника Ельпенора (Од. 11,51), так и аргонавтам является душа мертвого Сфенела, Гераклова спутника в давнем походе против амазонок: "<���…> пустила на землю тут Ферсефона сама Акторида плачевную душу" (11,915 ел.).

У реки Каллихор Орфей, тоже участвовавший в этом походе, посвящает свою лиру Аполлону (11,928–929). Аполлон и здесь — божество подземное, мистическое; таким он виделся и мистериальнои общине, что собиралась в императорском Риме под нынешней церковью Санта-Ма-рия-Маджоре. Далее мы узнаём, что с завершением Второй оргии струнная музыка умолкала. В Первой оргии звучали флейты сатиров, во Второй — лира, к концу ее, по Аполлонию, — трещотки, а в Третьей оргии — имитирующие гром барабаны или (в Элевсине) огромный гонг. Под наигрыш флейт мист обращает свое внимание от лба вниз, к горлу; его пока что несут ветер и дыхание. Под струнную музыку он достигает стихии воды, в человеке чувствующем — нервов, крови и сердца. Трещотки, барабан и гонг в Третьей, отвечающей воле оргии сопровождают переход диафрагмы.

Следующая остановка "Арго" — Парфений, "река девственниц" (II, 936 ел.). Дальше начинаются земли воинственных "женщин без груди", амазонок (11,965 ел.). "Железоносной земли рассекая упорные недра, плату они получают в обмен" (11,1005–1006). Из всех богов в почете у них только Арес; на острове Арегиада в храме, не покрытом кровлей, на черном священном камне они приносят ему в жертву коней (11,1171 ел.). Лежит этот остров вблизи Колхиды.